Так завершается карьера сыщика в XIX веке - Михаил Леккор

Бумага по Любавину-2-му пока была отложена, но не убрана со стола. Вот оно, слово — золото. Как он скажет, так и карьера, а, может быть, и жизнь пойдет. И все же надежда какая-то небольшая есть. Он сообщил:

— Рассмотрев по указанию вашего величества, все фактические тонкости, устные и письменные доказательства, я пришел к мнению, что вы были полностью гениально правы.

Материальные повреждения скипетра появились ранее, например, при вашей августейшей бабке Екатерине Великой. Но может быть и еще позже, при вашем несчастном отце Павле Петровиче или брате Александре Благословенном. Это НЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ, а ТЕКУЩИЙ РЕМОНТ.

Это не окончательный, а предварительный вывод, но тем не менее.

Николай помолчал, явно копаясь в памяти, и в заметном затруднении посмотрел на великого князя:

— Извини, друг мой, что-то я не помню таких своих слов. Хотя, конечно же, относительно скипетра остроумно и весьма убедительно.

Сомнения в его словах были такие большие, что император, кажется, уже готов был обвинить будущего родственника в некоторой лжи, несмотря на долю похвалы.

Константин Николаевич в душе только усмехнулся. Но нет уж, августейший родственник, я совсем не лгу, и даже не заблуждаюсь!

— Вы говорили об этом в нашем с Марии дома, что вы подарили мне на свадьбу. Третьего дня, в вечеру, в небольшой комнате рядом в гостиной.

— Да, точно, — с некоторой натугой вспомнил Николай, — ты еще усомнился и сказал мне о необходимости материальных доказательств.

Он уже с укоризною посмотрел на князя. Понятное дело, всем нравится, когда тебя хвалят и не очень, когда ругают. Даже императору от своих же поданных.

Сыщик увел разговор в сторону «материальных доказательств»:

— Для того, чтобы уточнить дату ремонта регалии, нам надо осмотреть сам скипетр. Позвольте, я попрошу его принести? Я уже вчерашнего дня его осмотрел и увидел все доказательства. Хочу вам предъявить.

— Да, распорядись, пожалуйста, — согласился Николай частично скептически, частично с надеждой — великий князь все-таки раскрыл это неподъемное дело!

Техническая обслуга в присутствии охраны принесла скипетр.

Начальник охраны, статный капитан гвардии Любавин-2-ой цепко посмотрел, очевидно, зафиксировал, кто и сколько человек во главе с императором забрали скипетр, и уже собирался было отойти, но Николай его задержал:

— Давно хотел посмотреть на тебя, так сказать «при исполнении служебных обязанностей». Ладно смотришься. А чин-то, действительно, маловат. Ты прав, Константин Николаевич.

Любавин-2 был отпущен, ни мимикой, ни словами не отметив не совсем понятную, но приятную для него сцену. А князь Долгорукий тоже пока оставив Любавина-2-го, уже пояснял дальше:

— Прежде всего хочу вас познакомить с технической новинкой — специальный фонарь с инфракрасным светом. Это позволяет более лучше рассматривать обследуемый объект при помощи особой лупы, которая не только увеличивает, но и позволяет рассмотреть в инфракрасном спектре.

XIX век был временем, скорее, ближе к будущему XX веку, чем к темному Средневековью. В мире, особенно в Европе, появилось много технических новинок, одобрительно характеризующими современниками. Никто уже не кричал от страха и омерзения, глядя в микроскоп на каплю воды или в телескоп на звездное небо. Люди привыкали к технике, становились все более цивилизованными и как-то гибкими в восприятию.

Вот и сейчас русские аристократы остались спокойны при виде технических новинок и не потребовали в обязательном порядке православных попов с кадилами.

Бенкендорф только спросил: «А это не вредно?» и этого оказалось вполне достаточно.

Князь Долгорукий обстоятельно разъяснил, что не только не вредно, но и очень даже полезно в прохладном и всегда пасмурном петербуржском небосклоне.

После этого осмотрели уже сам скипетр. В инфракрасном свете и при изрядном увеличении было прекрасно видно то, что ускользало от внимания раньше: буквы И и год 84.

Николай вопросительно посмотрел на великого князя. Он уже понял его мысль и она ему, в общем-то, понравилась. Тем более, если верить этому довольно-таки молодому человеку, он и был автором этой идеи. Но пусть доскажет до конца.

Князь Долгорукий помолчал, давая переварить сказанное, продолжил:

— Дата 84 года, это от сотворения мира 7284, а буква И — Иоганн — имя достопочтенного мастера,. Если бы он, к сожалению, не умер, он бы сразу все объяснил. А так нам самим пришлось во всем разбираться.

В отличие от своего суверена, граф Бенкендорф был этой новостью оглушен и, более того, сражен.

— Как же так? — наконец сказал он, — это, по крайней мере, нечестно!

Граф хотел сказать, что весь жандармский корпус и он сам лично, в последние дни, не покладая рук, работали над этим. Тысячи человек на государственное жалованье теперь получается болтались просто? Это неслыханно!

Посмотрел на императора. Николай I, тоже потратив на это изрядное время, в отличие от него, совсем не был расстроен. Он, казалось бы, даже был несколько обрадован. Гнилая подспудная мысль о своей никчемности, как монарха, развеялась, как столб густого дыма под напором ветра. Он здесь совсем не причем!

То есть, он все же в конечном итоге слега ошибся, но это и необидно. Ибо, Николай I не считал, что он всеведущ в технике и полагал, что для сиятельного дворянина и даже императора это через чур мелко и низко. Про себя он думал, что самодержец должен разбираться в стратегии жизни и тактики людских отношений. А в остальном уже куда слабее.

От этого он в кои-то времена открыто засмеялся и по-дружески сказал другу Бенкендорфу:

— Граф Александр Христофорович, ты все сердито бурчишь, а вот я очень даже деятельностью твоих жандармов доволен. И, тобой, соответственно тоже. Работали грамотно и быстро, и в итоге выбрали самый оптимальный вариант. Благодарю вас, господа!

Недовольство Бенкендорфа моментально исчезло. Император был весьма доволен и более не бурчит, говоря о жандармах. Что ему еще надо? Он уже благосклонно посмотрел на князя Долгорукова. Молодец все же великий князь!

Император, а вместе с ним и граф еще посмотрели на работу технических новинок. Не для проверки слов князя, из простого любопытства. За одним глянули на скипетр. Сравнили с обычной лупой. Действительно, небо и земля. Изображение в инфракрасной лупе было лучше в разы и позволяло видеть самые мелочи, в том числе и те, от которых говорил князь.

— Да, кстати! — вспомнил император. Сел за свой стол, взял лист бумаги с всеподанейшим прошением жандармов, быстро на нем что-то черкнул.