Так завершается карьера сыщика в XIX веке - Михаил Леккор

— Обслуга от специалистов и ювелиров до людей ничтожных, но нужных типа уборщицы Марефы;

— Тут же охрана, специальное подразделение жандармов. Свой хлеб едят не даром, сам в прошлом месяце проверял;

— Люди совершенно случайные, как правило, просто любопытные, наивно думающие, что здесь «можно пойти и посмотреть». Хотя и тут бывают люди опасные, главным образом, зарубежные шпионы. Отечественные воры обычно сюда не лезут, инстинктивно не решаются.

Знают, сволочи, что родному государству по большому счету на них наплевать до такого момента, когда они умудряются сделать этому социальному устройству нечаянное (или, наоборот, специальное) бо-бо. Это никчемное и, по большому счету, бесполезное хозяйство в таком случае так же инстинктивно пинает, мокрого места не останется.

— Третья категория, самая многочисленная и бесструктурная, впрочем, и неопасная проходит хороший фильтр. Охрана — люди не глупые, понимают, что не опасны эти люди будут лишь когда их станут постоянно пасти и время от времени трогать «за вымя» — тот ли? Показатель этой работы — некий англичанин. Надо будет его проверить, а заодно опять просмотреть и работу службы.

По всем остальным категориям, — он просмотрел на папки на краю стола, — материалы готовы. Хоть в этом жандармы не лопухнулись, предварительная техническая работа ими сделана.

По-видимому, работа велась хорошо, с привлечением различных слоев людей, в том числе с самых низов. Несмотря на это, Константин Николаевич видел, что это практически бесполезно, виновные не обнаружены. И это совсем неудивительно. Подобного рода проверки и раньше велись с регулярной дотошностью и относительной эффективностью. Что еще они хотели?

Теперь, после конфуза с Марефой Грязновой, среди подозреваемых персон можно гарантированно рассмотреть только английского дипломата. И все!

Да и дипломат этот действует как-то топорно, Словно сам хотел, чтобы его арестовали. Хотя, как раз англосаксонские дипломаты себя так ведут, пусть в XIX веке, пусть в XXI. Что еще желать от господ, работающих в фактории в Санкт-Петербурге! Как будто на островах Полинезии. Случай, разумеется, удобный для того, чтобы пнуть в жиденькие мышцы пятой точки господ колонизаторов, но времени нет. Надо принципиально определить их позиции под угрозой высылки из России. Придется просить графа Александра Христофоровича снова обратиться к министру иностранных дел Нессельроде…

Константин Николаевич поморщился, как будто по ошибке всласть попробовал зеленый лимон. Такая кислятина, упаси боже! Немец Нессельроде, считавший, что он служит не России, а исключительно императору Николаю и откровенно плюющий на все русское, скорее, станет на сторону англичанина и будет только мешать русской жандармерии.

Сразу обратится к императору Николаю I? К зеленому черту! Попаданец хотя бы и высокопоставленный, но все равно чиновник. Сделал свое дело и отправил дальше официальные бумаги. Пусть дальше начальство думает, оно по чину и по должностям денег больше получает.

Пришел в кабинет к Бенкендорфу, объяснил суть момента. Обычно он всего лишь посылал к шефу бумаги по надобности резолюции или, в ряде случаев, затребованные объяснения. Через два-три дня, максимум через неделю, бумаги возвращались в нужном Константину Николаевичу направлении. Если же нет, бумаги отправлялись снова с дополнительным объяснением. Причем не самого князя, а его чиновника. Так, месячишко — другой и или Бенкендорфу надоест, или, по-домашнему, князю Долгорукому. Все остальные, в том числе и другие его превосходительства, при этом глухо молчат. Как же, такие «гиганты мысли» сошлись — стародавний личный друг самодержца и новый его зять!

Но сегодня, что б ему любезному лукавому присмиреть, времени для официального политеса совсем не оказалось. Пришлось напрямую просить у его сиятельства срочной аудиенции. Дело не запретное, но для великого князя неведомое. Отправил с этим «неотложным делом» секретаря. Пусть прогуляется по коридорам управления, подышит «свежим» воздухом.

Пока не спеша допивал официальный чай, секретарь вернулся обратно с сиятельнейшим «Да». Или даже так — «ДА». Ох уж эти средневековые византийские приличия. Почему бы ему просто не зайти к сослуживцу «на огонек»? Граф выше его по должности по казеной службе, он фактически при дворе. Т есть, по сути, равны. Но нет же, не положено. Тьфу!

Взял роскошную папку с надписью золотом «на доклад». Двумя пальчиками, небрежно. Как девушка берет послание от когда-то любимого, но теперь уже очень надоедливого жениха. Глядя на князя, любой чиновник поймет — это еще не начальник, но и тебе отнюдь не ровня. Как вольноопределяющийся. Тот же рядовой, но уже не товарищ солдатам.

В обширной приемной его сиятельства графа Бенкендорфа всегда было много разнотравчатых чиновников всяких чинов и должностей. Кто по делу, а большинство просто прилетели «на огонек». почти как мотыльки на костер.

Ну, любит человек многолюдство и привечает подчиненных! В отличие от своего заместителя затворника князя Долгорукого, который сразу завил, что его должность сплошная синекура и что разного рода прихлебатели могут не приходить — на доклад не примет, чина не даст.

Сквозь приемную Бенкендорфа он прошел, как ледокол через тающий весной лед — легко и не принужденно, хотя и с некоторым шумом. Никто и не подумал его остановить. Хотя здесь были и два жандармских генерала и даже еще один заместитель. Посмотрели на спесивое холодное лицо Константина Николаевича и молча пропустили. Слава богу, они в состав зятьев императора не входили!

В кабинете шефа жандарма, правда, спесивость гостя быстро исчезла, как и надменность хозяина. И не перед кем было выделываться и важные, очень важные дела нетерпеливо ждали.

— Англичанин еще один возможный вариант и нам необходимо незамедлительно с ним покончить хотя бы так, — подытожил князь, объясняя обращение в МИД.

Бенкендорфу к Нессельроде обращаться тоже не хотелось, но уже не так чрезмерно и совсем не противно. Он знал собственную административную силу, как друга российского императора и главы всесильного института жандармерии, не собираясь уступать свое место в ряду столичной бюрократии.

Единственно, чего ему не было никак не понятно — почему князь не собирается использовать свою личную близость к семье правящего императора? Ему казалось, что вежливая неофициальная просьба вечером у камина будет иметь больше перспектив, чем просьба на официозной аудиенции.

Шеф жандармов постарался задать этот вопрос вежливо и завуалировано, чтобы Долгорукий не дай бог не обиделся, но ответ великого князя был прямым и твердым. Князь Долгорукий и не собирался смущаться или как-то чураться своим положением. Он объяснил, что англичанин — это слишком мало для просьбы целому монарху. И что если уж тратить благорасположение Николая, то на весьма что-то очень большее и ценное.

Объяснение было циничное и довольно грязное, Георгий Васильевич