Кабул – Нью-Йорк - Виталий Леонидович Волков

до этого смотреть на противников как на смертельных? Не в том даже смысле, что либо они, либо он, а в том, есть ли основание вести бой до окончательности и до полной определенности, или такое основание не найдено.

Кулак только летел в ухо Балашову, когда Логинов сделал длинный скользкий шаг и выпростал ногу. Игорь успел от первого удара укрыться, а второй, главный, он бы пропустил. Но противник отлетел, как будто отброшенный струей водомета и головой стукнулся о корпус джипа. Второму Логинов ненапряженной ладонью хлестнул по глазам и вдогонку рубящим сверху по шее. Тот рухнул, словно ему отсекли топором шею. Но Логинов еще добил его на лету коленом. Маша кричала.

Третьего Логинову пришлось преследовать. Отбежал за машину, и орал, что соске с ее братвой уже не жить. Володя погнался за ним. Опасался оружия. Догнал. Тот со спины брыкнулся опасным мощным ударом, разбил Логинову каблуком часы. Второй удар, с проворотом, пошел по дуге, но Логинов успел отклонить голову и, пользуясь ростом, подсек колено. Машина помогла, тот не упал и прочертил воздух по косой кулаком. Володя угадал, что в руке нож, и сработал на перехват кисти и отсушку бицепса. А потом головой в нос. А потом… Потом Балашов тащил его за плащ в машину. Скачками они уходили от места аварии по слегка рассосавшейся пробке.

— Ты его хотел добить? — хозяин квартиры все-таки задал мучивший его самого вопрос. Они приехали к Балашовым домой, ночевать, чтобы не везти Володю в его пустое логово.

Логинов не ответил. Ему не хотелось словами разбрасывать пустоту, которую предстояло заполнить ясностью. Он скоро покинет злой город, он продаст здесь жилье, а Балашову это объяснять… Он отправит его к куда лучшему учителю.

— Они теперь нас по номеру разыщут, — продолжал Балашов. Маша молчала, только присматривалась то к гостю, то к мужу.

— Тебя люди Назари не тронули, а об этой шпане беспокоишься! Позвонишь вашему Миронову, он их государевыми бандюками пугнет, а там «Аэрофлот» вам спасенье принесет. Только квартиру не продавайте пока, в резерв оставьте, для дороги ввысь. Хотите ввысь?

Володя понимал, что если бы он из Москвы мог уехать этой ночью, то добил бы «быка», не опасаясь угрызений совести. А что, если бы с «быком» на его жизненном пути произошло бы «перерождение», и тот, хоть в один момент, но смог бы соединиться со своим представителем, со своим человеческим «я» — то есть он, значит, убил бы Человека? Банально. Вчерашний день. Но так, наверное, думает гуманный русский писатель Балашов. Поэтому писателю с неумолимостью придется просить о помощи негуманного русского чекиста Миронова. Андрей Андреич почешет лысинку, задавшись вопросом практическим, была ли в «ликвидации бандформирования» необходимость — сиюминутная гуманность его не тревожит, потому что Андрей Андреич если верит в Бога, то не в человека. Но! От безразличия к человеку Миронов, человек без злобы, не стал бы убивать ни «быка», ни муху. «А вот с тобой, Володя Логинов, случилась беда. Ты бы, если бы не осторожность, хотел бы освободить от „быка“ эту землю. Не потому что он — зло, а чтобы испытать свою пустоту!»

— Знаешь разницу между горем и бедой, писатель Балашов?

— Не знаю.

— Анекдот такой. Учительница на уроке русского объясняет: «Дети, когда ослик через мостик идет, спотыкается, падает в воду и погибает — это беда. А если уходит из жизни наш президент — это горе». На следующий день учительница спрашивает: дети, кто мне расскажет о разнице между горем и бедой? Вовочка тянет руку. «Мария Петровна, если летит самолет с нашим правительством, падает и разбивается, это горе. Но не беда!» Вот ты, Балашов, как считаешь, если ваше правительство подорвать — это беда будет?

— Ничего не будет. Новое назначат. Только еще хуже. Из голодных, что еще не нахапали…

— А если всех бандитов и олигархов?

Игорь не ответил сперва, пошел навестить шкапчик, разлил виски. Потом все-таки произнес:

— Тогда и всех нас. Мы тоже в малом бандиты. Маша правил дорожного движения не соблюдает…

— Вот и я об этом, мой русский классик. А с чего вы без меня с водки на виски перешли? Опять по совету полковника?

Балашов скривился в кислой виноватой улыбке… Ну во всем прав германец. Надо, не откладывая, звонить Миронову.

— Только не сообщай, что это я о нем вспомнил, — попросил Логинов.

* * *

Балашовы — так теперь их определил Логинов — отправились спать рано, а Володя оставил себе ночник и смотрел в потолок, не спеша отходить к морфею. Вдруг в комнате появилась Маша… Она присела на краешек кровати и приложила палец к губам. Логинов испугался. В этот момент он понял, что еще не пуст, не выскоблен до конца проворным картофельным ножиком. Семейное счастье Балашовых оставалось надеждой на человеческое. На счастье как на близость, счастье как необходимость и, наконец, счастье как верность, как доля правды, а правда — как доля ясности. А ясность — как мера единства. Но… Ему невозможно было сделать шаг рукой, чтобы видение женщины исчезло. Неужели он так гнал от себя мысли о Маше, что даже ни разу не подумал, что может любить ее?

— Зачем бродишь по ночам, гражданка Войтович! Дорожные хлопоты покоя не дают? — громким шепотом пуганул ее Логинов, но она только приложила ему два холодных пальчика ко лбу. Так ему никто в жизни не делал. Может быть, они тут тоже взялись жалеть его?

— Не шуми ты, Логинов, мужа мне не буди. Да не шарахайся ты от меня, я тебя девственности не лишу. Не затем живу.

У Логинова упало сердце. Он прикрыл глаза, сделал глубокий вдох, задержал воздух. Вот и все. Теперь полный Кандагар.

— Все, успокоился, одинокий мечтатель? С тобой ведь только ночью и поговоришь о важном.

— А что важное, Маша? Я в Германии, с божьей помощью, себя распутал, но вы тут опять замучите. Ведь не хотел в Москву заезжать.

— Ты мне ответь на один вопрос — и я уйду спать. Виски дай и мне, не будь жадиной. Скажи мне, я Игоречка не загублю?

— Боишься?

— Боюсь. Знаешь, Логинов, я всегда за себя отвечать хотела, из-за этого с любовниками надолго не сходилась. А теперь вроде как его судьбу решаю.

— И на меня переложить хочешь. Нет, сами. Сами разбирайтесь. Я знал, зачем уезжал, знаю, для чего вернулся. Главное — знать.

— А ты куда теперь? И зачем?

— Это уже вопрос номер два.

— Да все тот же это вопрос, Логинов.