Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

– Лет сорок уже она за рулем.

Катя поняла, о чем думает муж: пусть убийство Улиты отсеклось, но гибель Буланова осталась, Жемчужная вполне могла быстро добраться до бывшего опера в тот день…

– А тачка у нее? – спросил Гектор небрежно.

– «Хонда», серебристый кроссовер, – ответил Серафим. – Отец приобрел его для себя, но из-за развода с матерью переписал на тетку. Она им с тех пор и владеет. Мы ей можем позвонить прямо сейчас по видеосвязи.

– Отлично, давайте переговорим с вашей теткой, – согласилась Катя быстро. Планы менялись. Но наконец-то они вышли на неуловимую Жемчужную! Удача сама плыла в руки.

С реки подул холодный ветер. Он трепал волосы Кати, она подняла воротник замшевой куртки. Серафим набрал номер в одно касание. Гудки…

– Алло, – низкий мелодичный женский голос.

Серафим остановился, поднеся свой мобильный близко к Кате. Гектор и Полосатик-Блистанов тоже приблизились, чтобы попасть в обзор камеры.

– Добрый день, – поздоровалась Катя со Светланой Жемчужной.

На экране жгучая изящная брюнетка: без единого седого волоска, с модной стильной стрижкой, ухоженным смуглым лицом почти без косметики, в белом твидовом жакете и наброшенном на плечи черном кашемировом пальто на фоне осеннего дачного сада. Истинная Кармен…

Катя мгновенно ее оценила и… поняла их всех – и покойного Тимура Елисеева, и Тиграна Тараняна. Перед Кармен устоять невозможно.

– Здравствуйте, приятно познакомиться. Да вас целая компания, – улыбнулась Жемчужная, обнажая ровные белоснежные зубы – явно виниры. – Сима мне все рассказал. А вы…

– Мы Борщовы-Петровские, – Катя коротко представила себя и Гектора. А Арсения Блистанова окрестила близким другом Серафима.

– Мой племянник не убийца моего троюродного брата Геннадия, – мгновенно заверила ее Жемчужная. – Мальчик, вопреки страхам, вернулся домой. Значит, стал настоящим мужчиной. Вырос. Я всегда знала: когда-нибудь сей день наступит. Будет и в его шатре праздник.

– Мы пытаемся ему помочь восстановить свое доброе имя, – продолжила Катя. – Уже столкнулись с большим числом трудностей: дело давнее, все запутано, много неясностей и белых пятен, не расследованных полицией и прокуратурой в те времена. Не скрою от вас: у нас с Серафимом договор и в будущем при успешном исходе дела я использую информацию для написания документального триллера о событиях в Кукуеве.

– Мальчик мне сообщил. – Жемчужная усмехнулась: – Дело ваше – пишите. У нас пока еще свобода слова. Но невеселая выйдет у вас книга. Столько, простите, нечистот выльется наружу. Грязи, клеветы и злобы.

– Насчет злобы и клеветы… – Катя смотрела на экран, на царственную тетку Серафима, вспоминая одновременно его бабку Раду из тарусского Дома культуры, посещаемого в оные времена и цветаевской родней, и Ахмадулиной, и Окуджавой. – Вас не слишком жалуют в Кукуеве. Знаете, по какой причине?

– Догадываюсь, – усмехнулась Жемчужная. – По-кукуйски я хапуга, все нажитое Гениным непосильным трудом себе забрала через опекунство над племянником. – Она кивнула на Серафима. – Отвечу вам: Гена являлся стержнем семьи, стержень сломался, Сима осиротел и оказался в аду. Нам с ним надо было существовать и жить дальше. Деньги сейчас решают все. Его мать-алкоголичка все бы пропила, прогуляла. Его бабка потратила бы наследство не на внука, а на свой цех. А я… нашла компромисс. Отдала племянника в частную элитную школу, благодаря чему он легко поступил на мехмат МГУ. Я не сомневаюсь в его способностях. Я вложила Генины капиталы в его сына. Гена бы одобрил мои траты. Наш общий предок цыган Будулай торговал лошадьми на ярмарках Бессарабии… Было у цыгана две ноги, а Бог ему четыре додал: «Цыганы шумною толпой по Бессарабии кочуют…» – Она улыбалась. – А Сима станет заседать член-корром в Академии наук.

– Вы не приезжали тогда к Геннадию Елисееву в Кукуев? – кротко поинтересовалась Катя.

– Нет, зачем?

– Но у вас же назревал острый конфликт, когда Геннадий узнал про вас и… своего старшего сына Тимура. Про ваш прежний тайный роман с ним.

– Кто вам сказал? – Тон Жемчужной сразу изменился.

– Неважно.

– Я хочу знать – кто? Тигран?

– Нет, – ответила Катя. – В беседе с нами он отзывался о вас крайне уважительно и… уклончиво.

– Но кто? Райка Фабрикантша?

– Мать, – за Катю хрипло ответил Серафим. – Она сразу все вывалила.

– Аксинья – дурочка злая. – Жемчужная покачала головой, сверкнув крохотными брилиантами в серьгах-пусетах. – Я Гене говорила тогда: вспомни нашу цыганскую мудрость: «На дуре женился, сам дураком стал». Но он меня не слушал, она ему многое позволяла в постели… А Тигран… попробовал бы он обо мне без уважения упоминать.

– Ваш бывший жених…

– О, и про нас с ним открылось, – быстро перебила Катю Жемчужная. – Для Тиграна в те далекие годы я… ну согласно поговорке: «Хороша Маша армянская, да лучше Маша цыганская». А когда он получил от меня гарбуза, шпионил за мной. Наплел Гене с три короба про меня и Тимура. Я поведаю правду – не столько вам, посторонним людям, но тебе, Сима, про брата, которого ты не застал в живых. Тимур был хорошим и добрым, но унаследовал дедовскую страсть к женщинам старше себя. Он меня домогался. – Жемчужная опустила пламенный взор, словно вспоминая на пороге шестидесятилетия давние приключения, опасные связи…

– Тетя, я тебя понимаю, – заверил Симура.

– Я тогда совершила роковую ошибку. Я ему уступила – всего один раз в ту безумную новогоднюю ночь. – Жемчужная по видеосвязи глядела мимо Кати на племянника. – Мы с Тимуром, собственно, и не родственники даже были, но Гена мне его доверил… А я повела себя чисто по-женски, эгоистично. Ночь новогодняя прошла, наступило отрезвление. И я заявила Тимуру: «Подобное никогда между нами не повторится». Он распсиховался. Нетрезвый, шальной, не приемлющий отказа, отринувший здравый смысл и стыд!.. Я велела ему остыть под холодным душем в ванной. До сих пор не знаю: либо он и правда случайно уронил фен в воду, либо намеренно сотворил великую глупость, не самоубийство, нет… Решил меня испугать, мол, ударит его током несильно, я стану над ним хлопотать… Врачи «Скорой» мне говорили: «Удар током от фена в ванной – частое явление и летальные случаи редки». Но у Тимура оказалось слабое сердце. Он умер.

Катя слушала Жемчужную. И она открывает сейчас перед ними, точнее, перед племянником свою историю совершенно с иной стороны… Правду? Ложь?

– Сима, не слушай Тиграна, – громко заявила Жемчужная. – И остерегайся его. Мягко стелет Носатый, да под пухом сплошные шипы.

– Вы Тараняну не доверяете? – насторожилась Катя.

– Нет. Темная душа он. Сулил-обещал мне горы золотые в браке, но двуличие его чисто византийское меня всегда отвращало. Это ведь он убил Гену.

– Вы обвиняете в убийстве брата