Зеркала-озера - soverry

— Я от психологов не в восторге, скажем так. Хотя Волкодав мне тоже не особо нравится. Не знаю, может, дело в том, что она одна из них, а может, это просто какое-то внутреннее предчувствие.

— Если это было бы внутреннее предчувствие, ты не говорила бы «может быть».

Они взглядами пересекаются, и до Алёны только сейчас доходит эта простая истина, когда Лета обличает ее в слова.

Когда говорит:

— Ты же ведьма. Ты поймешь, когда дело в шестом чувстве.

Лета палочку от эскимо кидает в пустое металлическое мусорное ведро. Кусок деревяшки бьется о стенки, приземляется на дно с характерным звуком.

— Точно, — несколько задумчиво отзывается Алёна, звучит как эхо в этом самом ведре, продолжает помешивать мороженое в стаканчике.

И добавляет:

— Скорее всего, все дело в том, что я просто не перевариваю все эти копания в собственных мозгах.

— Хочешь поговорить об этом? — спрашивает Лета вполне серьезно, а потом смеется коротко. — Прости, — говорит, — звучу сейчас как одна из них.

Алёна улыбается; а мысли в голове не останавливаются, мысли несутся с бешеной скоростью. Лета сама не понимает, что только что подкинула ей кучу всего для размышления и самокопания. Рефлексия, привет.

Кажется, выходные будут долгими, а мыслей будет дикое множество. И все благодаря одной лишь брошенной фразе.

— Но я серьезно, — произносит Лета. — Если вдруг захочешь это с кем-то обсудить, я рядом.

Алёна кивает в знак благодарности; и думает, что даже сама с собой это предпочла бы не обсуждать, чтобы лишний раз не заниматься рефлексией и всем вот этим дерьмом, от которого невыносимо трудно избавиться.

Но уже поздно.

Механизм вновь запустился.

Фиг знает, надолго ли или нет на этот раз.

2

Ноги ужасно ломят, когда она возвращается домой, когда зачем-то решает подняться по лестнице, а не на лифте, несмотря на усталость. В голове, напротив, сплошная легкость; а ногам усталость не помешает. Не только же за учебниками сидеть, надо иногда жить той самой жизнью, которая находится за пределами школы.

Алёна дверь ключом открывает, в прихожей раздевается — ни тетя, ни кошка встречать не идут. Но она лишь отмечает это мимо ходом. Уже разувшись и направившись в сторону ванной, чтобы отмыть отчего-то липкие руки, замечает, что дверь на кухню закрыта. Марта не одна. Одна из ее клиенток, видимо, договорилась о встрече в выходной день.

Марта обычно по выходным никого не принимает, но ситуации бывают разные. Городская ведьма все равно что целительница или гадалка. (Шарлатанка, как говорят соседи, но Алёне они кажутся забавными; не замечать магию у себя под носом — выбор. Выбор, который они сами делают.)

Холодная вода жжет замерзшие руки не хуже, чем огненный кипяток. Алёна шипит, руки одергивает и включает горячую почти до конца. Моет руки, даже не старается прислушиваться, но у ванной с кухней стенка общая, так что тут даже стараться особо не нужно.

Голос мужской, а не женский.

И не то чтобы это нечто такое из ряда вон выходящее, но как-то привычнее видеть женщин лет тридцати или сорока в качестве клиенток Марты.

Алёна руки вытирает, кошку со стиральной машины забирает — а та даже не сопротивляется особо — и уходит вместе с ней в свою комнату.

Надо заниматься, а она настолько устало-расслабленная, что просто забывает и про задания, и про учебники, и про всю эту рутину. Кошку укладывает рядом с собой на кровать, и та даже лежит рядом с ней некоторое время — вряд ли больше десяти-пятнадцати минут, — а потом навостряет уши и взглядом куда-то в дверь, под дверь смотрит.

— Чего там?

Разумеется, кошка не отвечает.

И хорошо, что говорить она не умеет, а то они проходили в школе таких животных. Да и у кого-то из одногруппниц есть говорящая игуана. Опыт так себе хотя бы потому, что ты не ждешь, что с тобой заговорят в ответ, так, что, когда они отвечают, сердце просто в пятки уходит.

Кошка в сторону двери дергается, спрыгивает с кровати, но замирает в нескольких шагах у закрытой двери. Не пытается никак ее открыть, будто сама опасается.

Алёна хмурится и начинает наблюдать за ней. Раньше она почему-то была уверена, что кошка никого и ничего не боится. Может, это просто обманчивое впечатление. Вроде того, что она пыталась произвести на Лету, чтобы понравиться ей.

Судя по звукам, дверь кухни открывается, кошка продолжает точно так же напряженно сидеть, и Алёна встает с кровати. Подходит к двери тихо, крадется буквально, сама не понимая, зачем это вообще делать, если ничего особенного и не происходит.

Она не слышит, что именно говорит этот мужской голос, он звучит глухо и тихо, но зато вполне отчетливо улавливает ответ Марты:

— Сожалею, ничем не могу помочь.

— Вы уверены?

Делает глубокий вдох и открывает дверь, выглядывает в коридор. Видит только спину тети, закрывающую выход из квартиры, а вот мужчину не видит. Видимо, он уже на лестничной клетке стоит.

— Иди, — шепотом говорит кошке, ногой пытается осторожно ее подпихнуть, но та не шевелится. Алёна обреченно вздыхает и взгляд переводит на спину тети, пытаясь как можно лучше разобрать, что же там такое происходит.

— Считайте, что вы все равно мне помогли.

— Всего хорошего.

— И вам того же.

Марта входную дверь закрывает и поворачивается к Алёне лицом; они взглядами пересекаются, и Алёна замечает, что тетя выглядит не такой дружелюбной, как обычно со своими клиентами. Скорее взволнованной и уставшей.

— Тяжелый клиент? — подсказывает Алёна, опираясь о дверной косяк.

— Дурно это, — чуть погодя отзывается она.

В ответ Алёна хмурится, ждет, что сейчас она пояснит собственные слова. Но Марта закутывается поплотнее в вязаную шаль темно-зеленого цвета, похожего на еловые ветки, (у нее, кажется, целая куча этих шалей разного размера, цвета и из разного материала) и улыбается ей. Специально улыбается, чтобы она не волновалась, но при всем желании в эту улыбку Алёна почему не верит.

— Ничего такого. Хочешь перекусить?

Алёна медленно отрицательно мотает головой.

— А чай?

— Нет, спасибо.

Марта моргает. Сначала быстро несколько раз, а потом уже медленно. Нормально. Как обычно.

— Ладно, — говорит. — Не буду же я кормить тебя силой.

И теперь Алёна уже улыбается.

— Хорошо, — говорит тетя. — Пойду тогда