Карамельные дюны - Алина Егорова

Из услышанного однажды разговора взрослых Леся узнал, откуда взялся его старший брат. Тогда, в шесть лет, ему сказали, что у Девида была трудная жизнь, лишенная родительской любви. Вдаваться в подробности не сочли нужным.

Раньше Павел Анатольевич имел другую семью. Официально не зарегистрированную, что не помешало появиться на свет Девиду. Мать Девида Илона увезла малыша в деревню к дальней родне, где тот жил до семи лет. Бабушка, на которой лежала основная забота о ребенке, стала слаба здоровьем, о чем и сообщила Илоне. Мать не была готова поменять привычный образ жизни и принять сына. Недолго думая, она решила отдать Девида в детский дом, но то ли это дело оказалось слишком волокитным, то ли была еще какая-то причина, Илона вспомнила об отце ребенка. О том, чтобы отдавать сына в приют, и речи не шло. Павел Анатольевич сказал как отрезал: Девида они возьмут себе, и он будет расти в полноценной семье.

Леся честно пытался подружиться со старшим братом. В ход шли все средства: от банального заискивания и лести до старания заслужить уважение в его глазах. Подношения в виде сладостей, которые Леся отрывал от сердца, гордо отвергались, выгораживания перед родителями воспринимались как должное. Уважать младшего брата было решительно не за что — его третье место в городском чемпионате по плаванию заслугой быть никак не могло. Напротив, Девид счел выступление братца провалом. Кто домой приносит такие награды? Либо медаль должна быть за первое место, либо вообще никакой: спрячь и не афишируй своего позора.

Они так и жили: в ругани и драках, с затаенной ненавистью друг к другу. Как-то незаметно оба повзрослели. У Девида появились свои подростковые интересы: песни под гитару, дворовая компания, девушки. Леся с головой ушел в спорт. Он окреп физически и догнал по росту брата. Теперь это были два бойца-соперника одной весовой категории, но к этому времени смысл в драках пропал. Братья перешли к дипломатическому равнодушию. Они демонстративно не замечали друг дружку, хотя по-прежнему продолжали жить в одной комнате. Между ними по умолчанию был заключен пакт о ненападении, предписывающий их параллельное существование. Лишь присутствие Павла Анатольевича кардинально меняло линию поведения обоих: юноши вдруг прозревали, обретали речь и даже обменивались рукопожатиями.

* * *

Баба Таня как в воду глядела: без того невысокий рейтинг «Звездной пыли» устремился вниз со скоростью гранд-экспресса. Рекламодатели перестали обращаться на радиостанцию, чья аудитория таяла на глазах. Вследствие этого прибыль предприятия заметно упала и на пороге замаячило банкротство. Напрасно экономисты пугали Смолина мрачными прогнозами и убеждали его незамедлительно принять меры по устранению кризиса: программный директор оставался несгибаемым оптимистом и верил только во все светлое. Алик, как Наполеон, запретил докладывать о поражениях и сам продолжал отправлять на Майорку радужные отчеты.

Он не переставал искренне верить в свое могущество и не задумывался о восстановлении рейтинга «Звездной пыли» — успех от назначения вскружил голову до беспамятства.

Отрезветь заставило известие о приезде шефа. Барсик намеревался вернуться в Питер через месяц. Но не как раньше, на день-два, в этот раз Борис Михайлович планировал задержаться надолго и подвергнуть ревизии деятельность радиостанции.

С огромным нежеланием Смолин переключился с отчетов на реальное положение дел на радиостанции, которое с его приходом значительно пошатнулось. Алик бесился, много курил, запирался в своем кабинете и никого не принимал. Программный директор уже который день решал головоломку: как исправить ситуацию? Какой бы путь он ни избрал, ничто не обещало быстрого поднятия рейтинга. Дело сильно усложнялось рвением Грекова устроить глобальную проверку. Оставался один выход — неоригинальный и рискованный: в очередной раз пустить пыль в глаза. Но и в этом случае требовалось сделать что-либо, способное отвлечь на себя внимание собственника радиостанции. Нужен был мощный и успешный проект, который привел бы в восторг Грекова и увел его от «мелких» недочетов в управлении. Был у Смолина один вариант, но он имел одну неприятную сторону: как ни круги, а без помощи талантливого и профессионального специалиста не обойтись. Паршивость ситуации заключалась в том, что все профи давно уволились и осталась одна Снегирева — склочная и заносчивая выскочка. Преодолевая неприязнь и наступая на собственную гордыню, Алик решил ее потерпеть, ибо цель оправдывала средства.

— Снегирева, зайдите! — приказал Алик по телефону.

Через две минуты перед ним сидела Майя.

Смолин смерил ее покровительственным взглядом сверху вниз и снисходительно изрек:

— Несмотря на неблагоприятные отзывы о вашей работе в последнее время, я решил дать вам возможность проявить себя. Вот, возьмите, — глядя в сторону, он протянул тонкую папку.

Майя открыла первый и единственный лист, на котором было написано что-то среднее между планом и приказом — всего несколько строк. Как она догадалась, сей документ являлся результатом напряженной работы мозга программного директора. Идею она поняла правильно: Смолин решил взяться за ум, и ему нужна новая передача, которая удержит на плаву уходящую ко дну радиостанцию.

Алекс. Питер

От неожиданности Алекс чуть не въехал в бампер поворачивающего впереди «Лексуса». Он припарковался у обочины и прибавил звук магнитолы.

«Плюшевая фигурка зайца одиноко лежала на песке. Пластиковое сердце, приколотое к туловищу игрушки, плакало кровавыми слезами, сочувствуя героине. Девушка стояла одна посреди пустынного пляжа. Она смотрела на заходящее солнце. Совсем скоро оранжевый диск нырнул в море, оставив после себя яркие полоски на темнеющем небе. Они, словно следы уходящей любви, растворились, и побережье погрузилось во тьму. Она подняла брошенную игрушку и направилась в сторону дюн. На душе было темно и пустынно».

Затем зазвучала музыка Бетховена, и мелодичный женский голосок сообщил:

— Продолжение следует. С вами была Майя Снегирева.

Алекс оторопел: услышанное не могло быть простым совпадением. Такие подробности и их большое количество указывали на события, касающиеся лично его. Отрывок не давал покоя. Дюны, вечер, заяц с пластиковым сердцем, кровь — все совпадало. Как эта история просочилась в радиоэфир, Алекс не понимал. Она известна только одному человеку — Сонате, и нужно будет осторожно ее расспросить. Тем более что своим недавним подарком Соната воскресила в его памяти то, что он старательно пытался забыть.

Настроение было испорчено, карточным домиком рухнули планы и беспорядочно перемешались. Алекс с полминуты просидел неподвижно, тупо уставившись на снежинки, ложащиеся на ветровое стекло. Затем решительно повернул ключ зажигания и резко тронулся с места. Его «Шкода» полетела по проспекту в сторону, противоположную той, куда он собирался ехать.