Мелодия убийства - Валерий Георгиевич Шарапов

– Будешь, говорю, признаваться в убийстве Прохора Глухова?

– Я ж-ж-же сказал, ч-ч-что не убивал…

Зверев перехватил инициативу:

– Скажи мне, Стас, в день убийства слепого музыканта ты убирался в номерах?

Парень закивал:

– Я всегд-д-да убираюсь в номерах…

– Две молодые женщины, они проживают в номере двадцать семь, ты у них убирался в тот день?

– Д-д-а.

– А в какое время это было?

– Н-н-не помню.

Зубков тихо сказал:

– Лучше бы ты это вспомнил.

Зверев задал следующий вопрос:

– Ну, хорошо. Тогда постарайся вспомнить, не случилось ли чего необычного в тот день.

– Н-н-ничего н-н-не случилось.

– Хорошо, тогда, может, это было накануне, у тебя в последнее время не пропадали вещи? Ну, например, куртка или пиджак…

Парень сдвинул брови и вдруг вытянулся в струнку.

– Х-х-халат! Это был халат.

Зверев оживился.

– То есть накануне убийства Прохора Глухова ты потерял свой халат?

– Е-е-его украли!

– Ты в этом уверен?

– Д-д-а. Он висел в моей п-п-подсобке. И к-к-кто-то его украл. Я никогда не з-ззапираю п-п-подсобку, и поэтому халат украли. У м-м-меня иногда крадут вещи, чтобы выбросить их.

– Ты не догадываешься, кто это мог сделать?

– Н-н-ет.

Зверев посмотрел на Зубкова.

– Ну что, теперь ты догадываешься, что могло произойти?

– Имеешь в виду, что кто-то надел халат Стасика и вошел в гримерку к Глуховым, чтобы Прохор решил, что это вошел Гулько? – Зубков недовольно хмыкнул. – Если парня действительно подставили, то это мог сделать кто угодно.

Дверь распахнулась, и в кабинет вбежал Елизаров:

– В «Эльбрусе» нашли еще один труп!

Зубков вскочил:

– Только этого нам не хватало! Кого убили?

– Юлию Глухову. Убита в собственной гримерке!

– Снова яд? – спросил Зубков.

Елизаров сглотнул.

– Да нет, на этот раз, похоже, что-то пострашнее!

– Что ты хочешь сказать?

– Только что позвонила администратор «Эльбруса» и истерично сообщила, что Юлию Глухову нашли в собственной гримерке, при этом администраторша уверяет, вся гримерка залита кровью. Не знаю, что и думать.

– А она ничего не напутала, эта ваша администратор?

Елизаров пожал плечами, Зубков выругался и посмотрел на Зверева.

– Ладно, поехали, посмотрим, что там за ужасы такие. Ты с нами?

– Конечно, с вами. – Зверев указал на Стасика. – А с этим что делать думаешь?

Зубков махнул рукой:

– Что-что? Пусть убирается к чертовой матери! Я распоряжусь. Едем.

* * *

По дороге в «Эльбрус» Зверев не находил себе места. Мысль о том, что Юлия Глухова мертва, заставила его щеку снова предательски дрожать. Виски сжало от нестерпимой боли. Ему хотелось бросить все и уехать в свой родной Псков, но желание разобраться с тем, кто убил Юлию, не позволяло Звереву это сделать.

Когда Зубков, сопровождавший его Елизаров и Зверев вышли из машины и поднялись на крыльцо санатория, на прилегающей площадке не было ни души. Войдя в помещение, они прошли к столику новой, незнакомой Звереву администраторши. Совсем еще юная, рыжеволосая, с веснушками на носу. Серенький строгий костюмчик, коса «корзиночка»; голубенькие глазенки, красные от слез.

– Это вы вызвали опергруппу? – строго спросил Зубков.

– Я. – Рыженькая всхлипнула.

– Где тело?

– В их гримерной. Цокольный этаж, там находится гардероб и помещения для персонала. Тетя Зина – это наша уборщица. Это она нашла Юлю. Обычно на нижнем этаже убирается Стасик, но так как его нет, то эту работу поручили ей.

Зубков махнул Елизарову, и они спустились вниз, Зверев же решил задержаться. Не особо горя желанием увидеть мертвое тело рыжеволосой скрипачки, Зверев пожелал отсрочить этот момент и пока порасспросить рыженькую.

– Вы знаете, кто я?

– Вас здесь все знают.

– Очень хорошо. Как к вам обращаться?

– Соня… То есть Софья Жукова.

– Итак, Соня, давайте еще раз. Тетя Зина пошла вниз…

– Спустилась и как закричит! Гримерка наших музыкантов в самом конце коридора, с нее обычно уборку и начинают.

– Что дальше?

– У меня чуть сердце из груди не выскочило. Тетя Зина прибежала и давай голосить. Юленьку Глухову убили! Юленьку… Потом ко мне прибежала, ну я сразу вам звонить.

– Вы видели тело?

– Нет, я туда даже не спускалась! Там, говорят, ужас что творится, а я с детства покойников боюсь, – честно призналась Софья. – К тому же мне по инструкции отсюда отлучаться не положено.

Зверев оглядел коридор и отдаленный проход, ведущий на цокольный этаж. Интересно, есть ли второй выход.

– А кроме как через этот коридор в ваш полуподвал еще как-то можно попасть? – спросил он у Софьи.

– Нельзя! Только через эту дверь.

Даст ли ему это что-то или нет? Голова просто трещала.

– А ночью вы тоже здесь неотлучно находитесь?

– Мы находимся здесь днем, а ночью здесь дежурит наш охранник дядя Толя… Усачов Анатолий Павлович.

– И много народу за эти дни ходило на цокольный этаж?

– Вчера многие ходили: в основном все наши, там у нас подсобные помещения и гардероб для персонала. А вот сегодня выходной, так что гардероб закрыт. Получается, что, кроме тети Зои, туда никто не спускался.

– А ночью?

– Это вам лучше у Усачова спросить, говорю же, этой ночью он здесь дежурил.

– Ну что ж, спасибо. Спросим.

Зверев все-таки решился и двинулся по коридору к спуску на цокольный этаж. По дороге ему никто не встретился, Зверев спустился вниз. Войдя в нужную дверь, Павел Васильевич стиснул зубы. Теперь понятно, почему тетя Зоя так орала. От такого даже у Зверева скулы свело.

Юлия лежала на самой обычной кровати с панцирной сеткой поверх сиреневого цветастого покрывала, руки и ноги были привязаны к дужкам, возле кровати у перевернутого табурета лежала окровавленная подушка. Лицо Юлии представляло собой бесформенное месиво. Халат скрипачки был распахнут снизу, и в глаза Звереву бросились голени и коленки жертвы, рассеченные в нескольких местах чем-то твердым и острым. Зверев отвел взгляд и принялся осматривать комнату.

В крохотном помещении гримерки уже вовсю суетились четверо зубковских коллег из местного РОВД, которые прибыли чуть раньше: высокий сухопарый мужчина в сером костюме что-то писал в блокноте, белобрысый паренек в сдвинутой на затылок кепке щелкал затвором фотоаппарата, один из сотрудников в форме перетрясал вещи, лежавшие в шкафу, другой перебирал лежавшие в коробке из-под обуви письма. Если не считать перевернутого табурета и валявшейся в изголовье кровати подушки, следов борьбы не наблюдалось. Все вещи в помещении, судя по всему, лежали на своих местах. На центральном зеркале трельяжа чем-то красным было намалевано: «Умри, тварь». Зубков указал Звереву на сухопарого в сером костюме.

– Это Максим Максимыч! Следователь! Ну, Максимыч, есть какие соображения?

Следователь закрыл блокнот.

– Смерть, по моему