Искатель, 2003 №5 - Сергей Юрьевич Борисов

Поликарпов, идущий впереди, вдруг схватился за живот и застонал, хватая ртом воздух.

Тут же подскочил один из бойцов, машинально взявший автомат наизготовку:

— Что? Что тут? Кто ударил? Не видел?

— Проглядел. — Максим отвел глаза.

«Чеченец» стоял над задыхающимся Поликарповым и смотрел прямо перед собой.

18

К вечеру похолодало. Как ни крути — осень. Пальто уже не казалось Кочергину большим и тяжелым, а сам он себе — неуклюжим и неповоротливым. Ноги совсем не болели. Такое случалось и раньше: боль вдруг исчезала, оставляя после себя приятную расслабленность. Но не ту, когда хочется упасть в кресло и раскинуться в неге. Напротив, следователь чувствовал прилив сил и испытывал потребность в движении.

Кочергин шел быстро, легко, и Путилину не приходилось, как обычно, смирять свой шаг. Но судмедэксперт оставил это без внимания. Путилин находился в состоянии какого-то лихорадочного возбуждения. Руки его никак не могли успокоиться: они поминутно поправляли черный шелковый шарф, затягивали пояс плаща, вновь распускали его…

На улице было малолюдно. Где-то бренчали на гитаре. Ломкий голос пел про Воркуту, снега и нары.

— С этим ничего нельзя поделать, — сказал Путилин, отвечая следователю.

— Да не требую я рецепта! — раздраженно произнес Кочергин. — Я вот про что: какая радость разбить уличный фонарь, поджечь почтовый ящик, нагадить в лифте, намалевать свастику на заборе? Не понимаю!

— А что мы вообще знаем о них? У них свое представление о «можно» и «нельзя». Свои правила. Своя игра. И свои куклы! А мы к ним с привычными мерками…

— Что же, каждому поколению — свой Уголовный кодекс?

— Нет. Просто надо разговорить человека, только тогда все или хотя бы что-то станет понятно. Но мы спешим. Нам некогда!

— Текучка. Ничего не попишешь.

— Текучка во всем! — кивнул Путилин. — Нам катастрофически не хватает времени. Мы торопимся — даже те, кому торопиться противопоказано: родители, учителя, следователи. И втискиваем людей в «прокрустово ложе» законов, статей, параграфов. Так проще!

— Вы о «кукольнике»? По-прежнему убеждены, что не нашего ума это дело?

— Напротив, я хочу, чтобы его нашли, и как можно быстрее. И очень желательно, чтобы нашли его именно вы!

— С чего бы?

— У вас отсутствует инстинкт самосохранения. Потому что проблемы другого человека, если проявить подлинное участие, становятся твоими проблемами. Но у каждого собственных забот в достатке, так к чему лишний груз? А вы…

— Прямо герой, — усмехнулся Кочергин.

— Господи, да я вам льстить не собираюсь. Просто вы… Вы похожи на нашего «кукольника». Да-да! Михаил Митрофанович, вы же без конца лезете на рожон! Отчего не существуете тихо-благостно? У вас что, десять жизней? А теперь подумайте, что он учиняет, этот Арефьев. Он дважды убил себя!

— Вы утрируете.

— А что, по-вашему, должен испытывать человек, создавший свою копию и собственноручно расправившийся с ней? И это не порыв! Он делал «удавленников» сознательно. Чтобы увидеть себя повешенным! Это же очевидно! Мне кажется, он готовится. Это тренировка. Борьба со страхом смерти. Вот почему я очень хочу, чтобы вы его нашли. Вчера мне было жаль его, сегодня мне за него страшно.

— Давайте воздержимся от скоропалительных выводов, — сказал Кочергин. — Нам слишком мало известно об Арефьеве, чтобы строить гипотезы. — Следователь остановился перед дверью подъезда. — Возможно, сейчас мы узнаем нечто такое, что успокоит вас, Велизарий Валентинович. И меня тоже.

Они сидели на кухне и пили чай. В розетках мерцали янтарные ломтики айвы.

— Исключительное варенье! Неужто сами?

Старик расцвел.

— Сам, все сам. Один как перст, вот и хозяйствую. Кушайте на здоровье. Я вас еще черносмородиновым угощу. — Он повернулся к старинному пузатому буфету.

— Помилосердствуйте! — взмолился Кочергин. — Вы нас и так забаловали.

Старик с сожалением взвесил на руке пол-литровую банку.

— Может, попробуете?

— Нет-нет, спасибо.

— Напрасно, — огорчился старик и водрузил банку обратно на полку. Занял свое место за столом. Кинул внимательный взгляд на Путилина. Тот рассеянно водил ложечкой по краю розетки. — Вам не нравится?

— А? — судмедэксперт поднял голову. — Ну что вы, объедение!

Старик довольно улыбнулся.

…Сосед Арефьева обрадовался приходу необычных гостей и нисколько не сробел перед следователем.

— Так это вы звонили сегодня? Хорошо, что зашли. Меня беспокоит отсутствие Жени. Если не против, поговорим на кухне.

Потолки квартиры были на зависть высокими. Кочергину, привыкшему к «хрущобе», в которой, встав на цыпочки, можно испачкать побелкой пальцы, они напомнили его старый дом, где так же металось в закоулках эхо, где была такая же большая прихожая. Только в этой квартире было всего две комнаты. В одной из них жил Арефьев. На двери комнаты висел новенький замок.

Метраж кухни поражал. Она была огромна, и даже обилие мебели не скрадывало ее размеров. В углу на столе были приготовлены чашки, сахарница, стояла вазочка с вареньем.

— Кажется, мы не вовремя, — сказал Кочергин.

Старик подхватил с плиты фыркающий чайник, плеснул в чашки заварки, долил кипятка.

— А я чайник всегда наготове держу. Вдруг кто-нибудь придет.

…Польщенный оценкой судмедэксперта, старик подвинул к Путилину вазочку:

— Вы подкладывайте, не стесняйтесь.

Кочергин сделал глоток. Чай был ароматный, крепкий.

— Исключительно! — искренне похвалил он.

— Сам мешаю, — горделиво сказал старик. — Душица, липовый цвет… Но вы от меня совсем другое хотите услышать, так?

— Так, — подтвердил следователь. — После телефонного разговора у меня сложилось впечатление, что вы не удивлены нашим интересом к Евгению Арефьеву. Теперь вы говорите, что беспокоитесь за него. У вас есть на то причины?

Старик тряхнул седой копной волос, точно дряхлеющий лев гривой.

— Причины есть. Но начать придется издалека.

— Мы не торопимся.

Путилин снял очки, положил их на стол. Глаза у него были беспомощными.

— Арефьевы, — заговорил старик, — получили эту комнату в 71-м. До них тут жила пренеприятнейшая супружеская пара. Жуткие скопидомы. В конце концов они купили домик у Черного моря и перебрались туда. И Бог с ними! А с Арефьевыми мы зажили дружно. И все же, как бы мы ни ладили, но коммунальная квартира — это, конечно, не отдельная, по сути — то же общежитие. Да и одна комната на троих, пусть и большая — дом у нас старой постройки, можно развернуться, — этого, согласитесь, мало. Родители Жени мечтали, чтобы у сына хотя бы к совершеннолетию была своя комната, где он мог бы заниматься тем, к чему лежит душа. Знаете, у него сызмальства проявились удивительные способности. Он прекрасно рисовал, тонко чувствуя цвет, перспективу… А каких зверюшек лепил из пластилина — словно живые!

— Вы употребляете прошедшее время, — заметил следователь. — Он что, забросил былые увлечения?

— Не подгоняйте меня, — попросил старик. — Я могу