Нежданная смерть и любопытная леди - Генри Бриджерс

сэр тогда плох стал, вам не до гадалок было. Гадала она, значит, и на картах, и по рукам, и по черт еще знает чему. Рассказывала, что ее в Лондон сам Черчилль вызывал, чтобы она ему помогала планы фрицев разгадывать.

– Черчилль?

Даже я не видела Черчилля, если уж на то пошло, только по радио слышала. Он так говорит, будто кто-то только начинает упражняться в чревовещании, но Фултонская речь – нечто совершенное, нечто, что возрождает в тебе личную ответственность за то, как прожит каждый из дней.

– Ну, вот вы тоже поняли, что языком она только мелет. Если корочка-то сладенькая, на начинку пирога и не глядят, да? А начинка там, леди Агата, была… А все ж верили. Я Милли нашей еще сказала, что если узнаю, что ходит, за уши оттаскаю… И тут ее, значит, шаром по голове.

Очень быстрый переход, но миссис Тернер лучше не останавливать.

– И Мэри говорит мне, главное, идиотка эта старая, я вашего видела – да его как не заметишь, он же за шесть футов давно уж уехал, и лицо, что у этих ваших на потолке, у нас тут таких и не водилось отродясь… Вот он вышел, значит, а потом, значит, вошла Эмма и так заорала, что Мэри услышала и побежала, и уже вместе они полицию вызвали.[17]

– Кто такая Мэри?

– Да Мэри Бэккер, глаза у нее еще такие прозрачные, ведьмины… знакомка моя. Да вы ее точно видели.

– Я не поняла, куда Мэри побежала и откуда выходил Доггер?

– Так из гадалкиного дома.

– Вы можете назвать адрес?

– А вам зачем, леди Агата?

– Я составляю карту Харвуда.

Очередной блестящий пример лжи.

– Старуху обманываете. – Миссис Тернер качает головой, а потом вдруг необыкновенно оживляется: – Знаю, знаю, чем вас угостить! Ох, вы в детстве и любили! За уши было не оттащить! – Неужели у миссис Тернер припрятаны плитки из конской мяты?.. Нет, она достает из духовки «жабу в норке». О боже. К горлу подкатывает ком. Бедная миссис Тернер забыла – я ненавидела «жабу в норке», ненавижу и буду ее ненавидеть до конца своих дней. В этом блюде отвратительно все – от названия до внешнего вида. – А? Кусочек?[18]

Непробиваемая женщина!

– Миссис Тернер, я вам очень признательна, и совершенно не хочу вас обманывать, но… – Меня сейчас вырвет от этой жабы, а, боже. – Придется, если вы будете задавать вопросы, на которые я не хочу отвечать. И нет, я не буду «жабу в норке», спасибо большое.

– Эх! – Она искренне расстраивается и прячет противень обратно в духовку. – Да, на Харвуд Мьюс, домик там такой. У нее еще на двери бесенок.

Я отпиваю чай и встаю, вновь натягивая перчатки. Харвуд Мьюс совершенно точно недалеко, всего лишь надо пересечь Черч Лейн и… Улица недалеко, если правильно представляю дорогу – с ориентированием на местности у меня некоторые проблемы. Когда была ребенком, группы девочек-бойскаутов еще не организовывали, ведь девочкам свежий воздух и солнце вредят. Девочки должны быть бледны, анемичны, чтобы потом достойно умереть в родах ко всеобщему удивлению. Как моя мать.

– Спасибо за чай, миссис Тернер.

– Леди Агата, а назад-то вы как? Такси-то уехала.

– Я…

Тут на кухню заходит мистер Тернер. Я совершенно забыла, что он в доме, так тихо сидел в гостиной.

– Мейбл, а ты к Поттсам сходи, там ж, может, Джон как раз…

– Ох, и правда что. Ждите, леди Агата.

– Все совершенно…

– Да пусть старушка сходит, она ж не уймется.

Я снова сажусь на стул – напору четы Тернеров мне нечего противопоставить. Хлопает входная дверь, мистер Тернер оживляется:

– Диверсию планируете? Разведку? У нас десять минут, пока Мейбл дохромает туда-обратно.

– Мистер Тернер, я совершенно ничего не планирую.

– Так, леди Агата, либо вы мне доверяете, либо я помочь вам не смогу.

В напряжении стискиваю ручку сумки. Мистер Тернер смотрит на меня, выжидающе прищурившись. В балладе монах Тук затевает с Робином Гудом драку, но я не той комплекции, чтобы драться с мистером Тернером. С чего вдруг он хочет мне помочь? С чего вдруг мне принимать его помощь?

– Разведку.

Он так громко хлопает в ладоши, что я вздрагиваю, и издает победный смешок.

– Вот и славно! Я в вас не ошибся.

Мистер Тернер с неожиданной для своего возраста стремительностью убегает с кухни. Я смотрю в темное окно над раковиной. Как он вообще понял, что я собираюсь сделать?

Не проходит и минуты, как возвращается – в руках потрепанный тропал и резиновые сапоги.[19]

– Переодевайтесь, леди Агата.

– Зачем?

– Так у нас разведка или что? Маскировка, леди Агата, вот что важно! Ваше-то пальтецо, может, и красивое, а попади вы в болото? А? Что будете делать, леди Агата?

– Умру, очевидно.

Определенный резон в его словах есть. Я встаю, ставлю сумку на стол и стаскиваю перчатки – просто стаскиваю, не жеманничая.

– Тропал мне друг отдал, он в норвежской кампании участвовал, сорок девятая пехотная дивизия. Ему без надобности, а мне сгодится, я-то сам в восточно-йоркском полку служил, линия Мажино, слыхали? – Я киваю. Тропал на подкладке из слежавшегося пуха пригибает к земле и очень широк в плечах, но мистера Тернера это не смущает, напротив, он одобрительно кивает. – Там молодежь все больше была, да и пара старичков – так, боевой дух поддерживать. – Снова смешок, глаза блуждают. – Сапоги, сапоги, леди Агата, вам косынку бы еще какую, да времени нет. Ну что, готовы? Куда у вас вылазка? В тыл врага?

Может, он нездоров? Или он так шутит?

Но я не протестую. Во-первых, это глупо, когда у человека так горят глаза, во-вторых, все, что он говорит, звучит разумно. Наверное, мистер Тернер просто воодушевлен вечерним визитом и маячащей на горизонте тайной… Погоди, Агата, ты про него или про себя?

– В кармане фонарик. Не абы что, «Суперлюкс», вам может понадобиться. Теперь выходите через заднюю дверь и никогда не говорите Мейбл, что я все это устроил. Я буду все отрицать. А она завтра вещи в Харвуд-Хаус принесет. Сапоги великоваты? Это даже хорошо, никто не подумает, что в разведку пошла женщина.

– Хорошо, мистер Тернер, как скажете.

Я киваю и считаю уместным улыбнуться. Как они ходили, маршировали в этом тропале? Тяжелый, ткань плохо гнется… Происходящее сейчас очень глупо, но зато оно происходит. В реальности.

Глава 6

Галета

Маскировка не пригождается: по пути до Харвуд Мьют не встречаю ни одной живой души, только рассыпчатый, как печенье, свет из окон