Огоньки на воде - Тесса Морис-Судзуки

нее денег, каким банком пользуется, что читает, с кем проводит время. В частности, с ее американским любовником. Мы хотим знать об этой парочке все. Что делают вместе? О чем говорят? Передает ли он ей что-нибудь – какие-то документы?

Полковник еще что-то добавил с усмешкой, Дзюн вопросительно посмотрел на Гото, и тот, раздраженно нахмурившись, сказал:

– Полковник говорит, что тебе надо выяснить, на какой стороне кровати она любит спать, но не воспринимай эти слова буквально. Разговаривать с ней ты не должен, ни в коем случае, ясно? Просто наблюдай и слушай. Ее настоящее имя – Токо Касуми, но у нее есть псевдоним. Все подробности найдешь в папке. Ссылаться на нее будешь только под кодовым именем: Лиса.

Гото достал из кармана блокнот с карандашом и нацарапал это слово большими буквами на чистом листе: ЛИСА.

– Пора тебе как следует выучить английский, – заметил Гото. – Лиса по-японски кицунэ.

Дзюн повторил слово, и женщина в шезлонге, спародировав его произношение, снова хихикнула.

* * *

Обратно они, как обычно, ехали молча, но у Дзюна отлегло от сердца. Он жив. Его приняли. Теперь он в отряде свой. Он дрожал от возбуждения – ему дали настоящее задание!

Начинало темнеть, и в окнах пригородных домов вдоль узкой дороги, что вела к клубу «Зеро», засверкали огоньки. Они остановились на перекрестке, пропустить пару грузовиков с гравием, и Дзюн понял, что смотрит в окно залитой теплым светом гостиной, где на подушках вокруг низкого обеденного стола сидит семья. Два маленьких мальчика лет десяти или около того, возможно близнецы, перекидывались шутками, а мать наливала им в миски суп. Один парнишка нежно обнимал другого за плечи. У матери были прямые волосы до плеч, они падали ей на глаза, когда она наклонялась над столом.

Чужие жизни, подумал Дзюн. Выглядят так соблазнительно. Он представил, как наблюдает через окно за женщиной на фотографии – которую они называли Лисой, – она распускает волосы, и они падают ей на плечи.

Как только они вышли из джипа у клуба «Зеро», Гото повернулся к Дзюну.

– Сейчас же сотри с лица эту дурацкую улыбку, – злобно заявил он. – Не знаю, какого черта полковник поручил тебе эту работу, наверное, чтобы выяснить, как быстро ты ее запорешь. Я рассказал ему про случай в страховой конторе. Но он только посмеялся. А по мне, это печально. Откуда я знаю, может, ты и правда агент коммуняк и вредишь нам нарочно, чтобы сорвать нашу работу. Надо было разобраться с тобой сразу, когда тебя привезли в Токио.

«Разобраться». В отряде это выражение было в моде: «С этим парнем надо будет разобраться…»

Возможно, бурную реакцию Дзюна вызвали калейдоскоп чувств и предельно натянутые нервы. Но ядовитая враждебность сержанта вдруг заставила его психануть. Трясясь всем телом, он подступил к Гото, и слова вырвались изо рта прежде, чем он успел их обдумать.

– Думаешь, Гото, ты самый умный? Ты просто ублюдок, наглая сволочь. Я, значит, бесполезный? Предатель? Красный? С меня хватит. Я сыт по горло твоими оскорблениями. Я просто пытаюсь выжить. А ты? Продал душу американцам. Разве не они были врагами Японии всего несколько лет назад? Ты же японец, а работаешь на них! Даже говоришь по-японски как американец. Да ты больший предатель, чем я.

Гото схватил Дзюна за воротник куртки, сильно толкнул к ограде и прижал предплечьем горло. Притиснутый к острым прутьям, Дзюн безуспешно пытался высвободиться – откуда у Гото столько силы? Какое-то бесконечно долгое время сержант, чье лицо исказила ярость, молча смотрел ему в глаза. Он словно застыл, и это было опаснее любых слов.

И вдруг слова полились потоком.

– Думаешь, я люблю Америку? – зарычал Гото. – Люблю полковника? Так думаешь? Ты ни черта не понимаешь. Сказать, что Америка сделала с моей семьей? Америка забрала нашу ферму. Наш дом. Засунула нас в крысиную нору посреди пустыни. Мой отец там умер.

– Прости, – прошептал Дзюн, но Гото его не слушал.

– Отец родился в Калифорнии, как и все его дети, включая меня. Он любил Америку, гордился тем, что американец, а потом началась война, и вдруг нас окрестили подлыми япошками и заперли в клетке, как опасных животных. Папа не смог этого вынести. Даже не хочу говорить о том, как он умер. Я пошел в армию не потому, что люблю Америку. Я пошел в армию, чтобы выжить, и Советы я ненавижу еще больше. Американцы просто забирают твою землю и имущество. А красные, если тебя ненавидят, просто тебя убивают, и твою семью тоже. И не смей больше говорить, что я предатель, еще раз скажешь – задушу тебя голыми руками. Понял?

В тусклом вечернем свете Дзюн увидел, как в глазах Гото что-то блеснуло – неужели слезы?

– А если повторишь то, что я тебе только что сказал, – тоже задушу, – добавил сержант, уже мягче.

Гото резко отпустил куртку Дзюна, повернулся и пошел ко входу в клуб «Зеро». Но через несколько метров оглянулся. Дзюн вздрогнул, ожидая новой вспышки гнева, но сержант опять застал его врасплох.

– Эй, Камия, – сказал он совершенно спокойно, – в покер играть умеешь?

– Нет, – ответил Дзюн.

– Идем. Научу, – сказал Гото.

И они вместе пошли через пустырь к входу в клуб «Зеро», освещенному огненной дугой.

* * *

Дзюну потребовалось лишь несколько дней, чтобы запомнить содержимое коричневой папки. Он узнал место и дату рождения Лисы, выяснил, в каких школах она училась, как назывался поэтический кружок в Каруидзаве, который она посещала до переезда в Маньчжурию, еще до войны. Он прочел полицейские отчеты о ее жизни в Харбине, где она состояла в левом литературном кружке; судя по именам, это была космополитичная группа – китайцы, русские и евреи. Имена ему ни о чем не говорили, но он подумал: возможно, это какие-то знаменитости, о которых он мог бы и слышать.

В папке имелся документ, составленный японской военной полицией в Харбине: оказывается, Лиса попала в их список на арест, но унесла ноги и сбежала на юг, в Кантон. Там, согласно отчету, она стала любовницей какого-то китайского коммуниста, который вел подпольную работу в горах острова Хайнань. Дзюн понятия не имел, где это, пока не обнаружил остров на декоративной карте Азии на стене книжного отдела универмага «Сирокия». Это был самый юг Китая, и его удивило, что на карте остров был отмечен изображением пальмы. Он всегда считал, что в Китае холодно. Лиса присоединилась к своему китайскому любовнику на Хайнане и, похоже, оставалась там до конца войны, а потом вернулась в Японию. В отчете не говорилось, что сталось с ее любовником, и Дзюн решил, что