Опасная встреча - Эрнст Юнгер

class="p1">Зайдя на следующее утро во Дворец правосудия, Этьен уже в коридоре, ведущем к отделу Добровски, заметил необычное движение. Повсюду сновали люди в форме и сотрудники тайной полиции, а среди них мелькали телеграфисты, посыльные, писари; возле входа толпились репортеры.

Полиция относится к метеочувствительным учреждениям. И хотя туман, напоминавший скорее лондонскую, нежели парижскую ночь, мог объяснить оживление определенного рода деятельности, суматоха все же свидетельствовала о происшествии, выходящем из ряда вон. Этьен помнил такое лихорадочное волнение по армии. Обычно оно предшествовало смотрам, прежде всего парадам. Разница в том, что там речь шла о спектакле, тогда как здесь о всамделишном ударе. Правда, оружие было калибром поменьше, но всегда заряжено, а вы постоянно находились на линии фронта.

Этьен едва успел повесить у себя в кабинетике плащ, как ввалился Делавинь. Ему велели ввести Этьена в курс дела. Видимо, инспектор таким образом хотел на время избавиться от помощника. Оставалось загадкой, почему он возился со стажером, который, подобно необученной охотничьей собаке, приносил больше вреда, чем пользы. Возможно, свою роль сыграло то, что Добровски считал Делавиня непревзойденным мастером общих мест. Он со скоростью пули указывал путь, куда ступать наверняка не стоит, – уже полезно.

Инспектор, обладавший чувством юмора, держал при себе стажера в качестве комического персонажа. В каждом коллективе есть люди, прямо напрашивающиеся на такую роль и смягчающие монотонность службы, особенно чиновничьей. Делавинь годился для этого как никто. Подобно многим молодым людям слишком высокого роста, он был неуклюж и редко упускал возможность на что-нибудь или на кого-нибудь натолкнуться. Большой Питаваль[47] вывихнул ему мозги, как Амадис Гальский[48] – Дон Кихоту, и мир для него кишел преступниками. Питаваль сменили как раз входившие в моду английские криминальные романы; с тех пор в одежде, манерах Делавинь копировал англосаксонский стиль.

Он забавлял по тому разряду комического, где веселит несовпадение намерения и результата. Небрежная одежда со слишком широким воротом, клетчатый жилет, прямоугольные ботинки роковым образом напоминали костюм Филеаса Фогга из «Вокруг света за восемьдесят дней», что каждый вечер давали в театре «Порт Сен-Мартен».

С особым удовольствием инспектор наблюдал, как стажер приступал к мыслительному процессу, либо обнаруживавшему абсурдность, либо застревавшему на мелководье. В спокойные дни он любил слушать жалобы юноши на домашние неурядицы, поскольку, несмотря на молодость, Делавинь успел жениться, точнее, его женила на себе Жизель, маленькая брюнетка с юга, которая принимала мужа всерьез еще меньше остальных. Правда, если прочих он смешил, то ее приводил скорее в желчное настроение. Обычно она обращалась с ним как строгий кредитор с должником.

Верхнюю губу Жизель покрывал темный пушок; она любила рыбные супы, да и вообще все морское – матросский кошт. Делавинь не выносил сам запах. Когда Жизель привела подругу, ему стало дома неуютнее прежнего, поскольку обе объединились против него. Хозяин дома был изгнан из спальни и за неимением лучшего ночевал на слишком коротком для него диване. Дамы не постеснялись потребовать, чтобы по воскресеньям он приносил им кофе в постель. Молодой человек, однако, отказался.

Добровски внимательно все выслушивал. Бывают учителя, которые не могут войти в класс, не вызвав у учеников непреодолимого желания тут же совершить безумнейшую выходку; так и некоторым мужчинам жены не платят ни малейшей дани уважения. Первые не в состоянии выстроить педагогическую мизансцену, вторые – эротическую. Тут надобны розги.

Вероятно, славный Делавинь и в этом отношении являлся лишь стажером. В том-то и было дело, однако имелись другие способы укрощения маленького демона. А для человека с амбициями Делавиня – просто необходимость. Что, если он мало-помалу станет уделять внимание подруге, разделять ее заботы, приносить ей мелкие подарки? Одного этого, наверно, будет достаточно, чтобы изменить положение дел, в крайнем случае придется предпринять решительные действия, чтобы их застала жена. С какой стороны ни посмотри, можно добиться положительного результата.

– Но эта женщина мне еще более антипатична, чем Жизель, – ответил Делавинь.

– Инспектор, не сказать, чтобы вы предлагали нравственный план, – заметил присутствовавший при том Этьен.

– А по-вашему, более нравственно, когда мужчина в собственном доме позволяет издеваться над собой двум особям женского пола?

24

Словом, об убийстве в «Золотом колоколе» Этьен узнал от Делавиня. Газеты понедельника раскупили несколько часов назад, и новость произвела в городе эффект разорвавшейся бомбы. Но в Сите обстановка еще с полуночи была напряженной.

Убийства будто ждали, поскольку вести о лондонском убийце женщин обсуждали уже много месяцев, что создавало настроение зимних вечеров, когда рассказывают страшные истории и каждый порыв ветра, каждая открывшаяся дверь повергают в испуг. Когда в далеком порту свирепствует чума, сначала ползут темные слухи, потом наступает черед жутких подробностей и наконец санитарная полиция объявляет о первом случае в родном городе. В какой-то ночлежке нашли мертвого матроса. Этого долго ждали, боялись – может, надеялись? В страхе таятся странные пропасти.

Народ окрестил злодея «Джеком». Теперь все придерживались одной точки зрения: в Лондоне Джеку стало слишком жарко, и он перебрался сюда. Убийство в «Золотом колоколе» открыло новую серию. Так считал и Делавинь. «Ага, антиулика для Добровски», – чуть не сказал Этьен. Но и инспектор, по словам Делавиня, не исключал возможной связи. Случай нес на себе печать лондонских убийств, которые Добровски изучал. Отличие, правда, состояло в выборе места: в Лондоне убийца нападал на своих жертв в непосредственной близости от сомнительных кабаков, не выдерживающих сравнения с «Золотым колоколом». Такая смена шла вразрез с правилом, если исключить, что в чужом городе преступник не разобрался в категории гостиницы. Однако существовала любопытная теория: убийца, дескать, не моряк, как полагал народ, а врач. Из Дувра поспешали списки пассажиров.

Инспектор не спал ни минуты. Расставшись с Этьеном у обелиска, он вернулся домой и у входа столкнулся с посыльным: тому поручили вызвать его к месту преступления. Добровски удалось найти фиакр, но сначала он отправился в контору за сумкой с инструментами, без чего в подобных случаях не мог обойтись. Когда инспектор прибыл в «Золотой колокол», с предсмертного крика прошло часа три.

Как рассказал Делавинь, Добровски крайне досадовал на то, что произошло за это время. Он сменил коллегу Сюрдена, в чьем ведении находился участок. По важности убийство стояло выше всех правонарушений. Набежавшие зеваки затоптали все следы. Некоторые постояльцы сумели уйти, их личность не установили. Других отпустили после поверхностного допроса Сюрдена. Как он мог упустить парочку, возле любовного гнездышка которой произошло убийство? Промах похлеще профессиональной ошибки.

Неразбериха явно свидетельствовала о том, что Сюрден, по словам Добровски, «еще не имел чести встречаться с убийцами». Это был толстый, любивший