Перед истиной - Владимир Павлович Виноградов

...Он выиграл предыдущий кон — два рубля с мелочью и снова раздал карты. А когда увидел, что к нему привалило, его бросило в жар. Туз, десятка и восьмерка бубен. Двадцать девять очков! Редчайшая удача. Выше может выпасть только тридцать. Если вместо восьмерки придет девятка. Но такое везенье совсем уже нереально... Двадцать девять очков!

Ставчук не был новичком в картежной игре, умел скрывать радость от прихода хороших карт — на подкидном научился. Собравшись, он изобразил полное равнодушие и поставил копейку. Чистяков ответил пятачком. Платонов отсчитал двадцать пять копеек.

Ставчук положил пятьдесят, в два раза больше, и испугался. «Вдруг догадаются, что у меня большие очки, и спасуют? А такая карта пришла, такая карта!..»

Но Чистяков спокойно выложил рубль. А следом Платонов — два. Пошла игра, поехала.

«Хорошо. Значит, и у них есть очки, — понял Ставчук, — но не выше, чем у меня, не может этого быть. Ведь двадцать девять!» И увеличил ставку опять вдвое. «Давайте, ребята, давайте, голубчики, — мысленно подбадривал он партнеров. Его уже забирала лихорадка азарта. — Раскошеливайтесь...»

И «голубчики» не отставали.

Ставчук не был жаден. Рабочий человек, он ничего не привык брать даром. Все, что зарабатывал, зарабатывал честно. И до этого знал только один вид азарта — азарт работы. И ничего не имел против этих случайных для него людей. Но сейчас его словно подменили. Он видел только деньги. Кучку денег на заднем диванчике машины, между ним и Чистяковым, которая росла быстрее, чем скорость такси. Тем более что Платонов попросил «шефа» не торопиться. И деньги шли в руки Ставчука. Большие деньги. Даром.

— Все, — сказал Чистяков, выходя из игры. Он оставил семьсот рублей. — Я — пас.

Когда проигрывает настоящий игрок, на его лице вы не увидите трагедии, самое большее, крякнет от досады или почешет затылок, сказав себе: «Проиграл сегодня — выиграю завтра. Завтра продуюсь — послезавтра повезет. Кто выиграл-то? Да такой же, как и я. Чем он лучше?» Для игрока деньги — совсем иной эквивалент. Когда в игре, он почти, да что почти, совсем забывает их ценность. Не в магазине, не на рынке, где примериваются, прицениваются. Вне игры трояк — целый день жизни: завтрак, обед, ужин. Десятка — рубашка. Пятьдесят — часы. Сто — костюм. В пылу азарта он все готов спустить. Ничего за душой, карманы вывернуты, на кону — часы с руки... Но ведь есть еще пиджак на плечах. А под ним последняя надежда — нательная рубаха. Она придет — карта, последняя, решающая, адски счастливая, и за рубашку все вернет назад и еще кучу денег. Но уходит он голый. С мыслью — до завтра.

Но для Ставчука семьсот рублей — немалые деньги, хотя и он в тумане азарта. Всего на миг скосил он глаза на Чистякова. Увидел в его глазах тоску и на одну секунду, не больше, пожалел его.

Когда Чистяков подсел к ним в машину, он спросил у водителя, нет ли чего почитать. Тот ответил, что нет. Но окажись газетка или журнальчик, Чистяков бы уберегся от проигрыша. Так считал Ставчук. «А впрочем, чего мне его жалеть. Он же первый сунулся с картами. Сначала в «подкидного», а потом в «дорожного». От скуки. Теперь не соскучится».

В банке — две тысячи! Последняя ставка Платонова была триста рублей. «Надо кончать, — решил Ставчук. — И так везет как в сказке». Он взглянул вопросительно на оставшегося партнера. Но Платонов сохранял невозмутимость. «Или у него денег куры не клюют?.. На что рассчитывает? — гадал Ставчук. И усмехнулся: — Посмотрю я на тебя, каким ты станешь, когда увидишь мои карты».

Но чтобы открыть карты, надо обязательно повторить ставку партнера. Иначе весь кон забирает он. Таковы жесткие условия этой игры. Ставчук пошарил в карманах и набрал всего двести девяносто рублей. Ему стало страшно. Неужели из-за какой-то десятки придется спасовать и потерять все?! Он уже схватился за ремешок часов, чтобы предложить их взамен денег за эту последнюю, недостающую для полной ставки очень нужную десятку.

— У меня все, — прошептал он смущенно. — Вот часы... Даже на билет не осталось.

— Ставь уж двести, девяносто отложи на всякий случай на дорогу, — подсказал Чистяков, выручая. — Твоя возьмет — отдашь ему сотню. — И спросил Платонова: — Вы не против?

— Согласны? — с надеждой, просяще спросил Ставчук.

Платонов снисходительно кивнул головой.

«Я уже давно выиграл, дураки!» — ликовал Ставчук. Он торопливо отсчитал дрожащей рукой девяносто рублей, вернул в карман, а двести положил.

И тут же открыл свои карты.

— Двадцать девять! — ахнул восхищенно Чистяков.

Машина вильнула в сторону. Отреагировал водитель. До этого он сидел, будто прилипший к рулю и дороге перед ними.

Платонов показал свои. На его левой ладони, протянутой через спинку переднего сиденья — он сидел рядом с водителем, — лежала девятка, десятка и туз треф.

— Тридцать, — спокойно сказал он. И хотя это было и так видно, добавил: — Считай!

Ставчук и впрямь стал считать, как новичок, очки всего с трех карт. Он почувствовал, что ему не хватает воздуха, он задыхался. Но не он, а Чистяков опустил стекло и стал, как Платонов деньги, жадно всасывать в себя воздух.

Начальник следственного отдела областного управления внутренних дел полковник милиции Шкурин показывал нам Академгородок.

Мы попали в удивительный мир. Не местность, как привыкли мы говорить и писать в служебных документах, а мир. В благоговейную тишину огромного кабинета из свежего воздуха, березовых рощ, корабельных сосен, сквозь стволы которых блеском стекла, бетона и искусной мозаики пробивались здания исследовательских институтов.

Наша «Волга» пробегала мимо уютных разноцветных коттеджей, огней реклам, витрин универмага и высокой модерновой гостиницы. И люди встречались только красивые, стройные, молодые, даже если у кого-то были седые волосы, а на лице морщины. Все, невзирая на возраст, были красивы и молоды. Многие катили перед собой детские коляски или вели за руку малышей.

Кто-то из сидевших в машине, кажется Кукушкин, спросил:

— Алексей Иванович, а помогают ли вам ученые?

— А как же. Иной раз экспертизы проводят — чудо! — ответил Шкурин. — На основе последних научных данных.

— И охотно?

— Охотно, Юрий Александрович. Шутят: чем, мол, читать детективы, лучше самим приобщиться к расследованию.