Перед истиной - Владимир Павлович Виноградов

И приготовился записывать ответ. Но услышал совсем обратное.

— Вроде впервые вижу...

«Как впервые?!» — чуть ли не вырвалось у следователя. Не скрывая удивления, он посмотрел на потерпевшего, а тот продолжал бубнить глухим голосом, будто ему мешали говорить, зажимали рот:

— ...впервые вижу...

И на одно мгновение снова бросил взгляд на того, кто сидел слева, кого предъявляли ему, кого он знал, и уже другим, бодрым, даже нагловатым тоном добавил:

— Нет, никого не узнаю.

* * *

...Левой рукой Лохов держал сетку с ананасами. Их было много, им было тесно, они зло топорщили во все стороны свои зеленые колючие вихры.

От духоты и толкотни Лохов взмок. И соломенная шляпа, которую он использовал вместо веера, не помогала, и фонтан за спиной не освежал, только брызгался.

Он прикрыл глаза, и ему вспомнился Сухуми, куда по настоянию жены они как-то выбрались на отдых. Пока супруга упрямо торговалась насчет цены за комнату, он так же, как сейчас, потел в выходном шевиотовом костюме и черном прорезиненном плаще у фонтана. А вокруг прямо из земли росли ресторанные пальмы. «Видно, на них и зреют они», — решил Лохов, проклиная тропические фрукты, оттянувшие руку, а заодно и жену, пославшую его в Москву за покупками. Впрочем, насчет ананасов не было специальных распоряжений. В этом он проявил инициативу. Жена советовала становиться в самые длинные очереди. «В самых длинных, Степан, — пояснила она, — самый дефицит дают. Становись и бери поболе. Сгодится. Нет, соседям толкнем». За ананасами вился зверский хвост. Но Лохов выстоял и набил ими невероятно растянутую, огромную авоську, похожую на бредень.

Духота и усталость доконали его, и он задремал.

Разбудил его полный чернявый мужчина в рыжей клеенчатой куртке. Он зацепился пуговицей за авоську и пытался освободиться.

Лохов живо насадил шляпу на голову и хлопнул себя по сердцу: «Цел ли бумажник?!. Вроде цел». Но все же сунул руку за пазуху, убедился. Хозяйка на три булавки зашпилила карман, напутствуя: «Рот-то не разевай, Степа, берегись карманников! Полторы тыщи — не мелочь».

Верно, зимой был случай, когда они возили квашеную капусту на Ленинградский рынок. Один солидный гражданин поймал тонкую чужую лапу в собственном кармане. «Не стыдно, такой молодой, а по карманам лазишь?!» — стал укорять мужчина задержанного. А парень ответил нахально: «Это вам должно быть стыдно. Солидный человек, а в кармане — ни копейки». Вокруг засмеялись. Мужчина невольно разжал руку — и наглого парня как ветром сдуло.

Освобождая пуговицу, чернявый ворчал:

— Толкотня проклятая! Сколько народищу! В колхоз бы их! Сколько рабочих рук пропадает! Если бы не запчасти к «Победе», ни в жисть бы сюда не прикатил. С запчастями у нас худо, прямо беда.

Наконец он отцепился от авоськи и вытер скомканным нечистым платком лицо.

— Что ж, в вашем районе автобаз нет? — спросил Лохов.

Чернявый строго взглянул на него, положил платок в карман.

— Нет, братишка, левые не покупаю. Себе дороже. И запчасти отберут и машину, чего доброго, конфискуют.

— Да я так, к слову, — буркнул смущенно Лохов.

— К слову не к слову — это же почва для ворюг да спекулянтов. Бороться с этим надо, беспощадно бороться! Здесь излишки, там нехватка, а кто-то пользуется... Пользуется ведь кто-то, — и он вздохнул глубинно. — Взгляни на очередь. Есть хоть один москвич? Да москвич такие кофты сроду не наденет. Не цвет, а купорос. А в наших южных краях самая мода. Так и вези... Э-эх! Стою я с тобой у фонтана...

Он замолчал, пригорюнился. И вдруг, словно пружинка в нем какая сработала, встрепенулся, подскочил, стал наседать на Лохова.

— Ты трудящийся?!. Покажи руки!

Лохов, подчиняясь, невольно опустил сетку и протянул руки.

— Не ошибся! — сказал мужчина, оглядев его ладони.

— Знамо, не тунеядец, вкалывать приходится, — подтвердил Лохов.

Он плотничал в совхозе. И хотя не пахал, не сеял, но зарабатывал прилично. А главное — древесинка всегда под рукой. Выписывал ее с разрешения, оплачивал, как положено, в кассу, ну, а нагружал, наваливал сам, без лишних глаз. Таким путем и сколотил времянку, точнее, домок в саду. В придачу к каменному, основному. На лето перебирался с семьей в сколоченный, а каменный заполнял дачниками. Они уже с февраля наезжали в разведку, торопились других упредить.

Лохов называл цену, каждый год набавляя, и привычно смотрел на лицо нанимателя, которое вытягивалось, удлинялось, как на экране неотрегулированного телевизора или в комнате смеха в парке культуры и отдыха. Но съемщику было не до смеха. «Дело ваше, хозяин, — прерывал раздумья дачника Лохов. Так уж повелось, что не тех, кто торгует, а тех, кто покупает или нанимает, зовут «хозяин». — Зато все удобства: газ, отопление, душ... А воздух? Бальзамин!» И бледнолицый «хозяин» вручал задаток...

Промышлял Степан и на продаже тюльпанов. С ранней весны зрели они под серебристыми полосами пленки, переливаясь всеми цветами — от лилейно-белого до густо-лилового, самого ценного. По осени же супруги Лоховы скупали в магазинах капусту. Грузили шишковатые, скрипучие кули на левые грузовики и гнали домой. И всей семьей рубили на три здоровенные пузатые бочки. С морковкой, ягодкой. В щи. Под водочку. Но главное — на базар.

Так жил и трудился Степан Лохов.

Теперь стоял он в центре ГУМа, спиной к фонтану, и, прищурившись, вглядывался в наивного краснобая, возможно, как думал Лохов, честного человека, который приехал с юга в столицу с большими деньгами за запчастями к своей заезженной, старенькой «Победе». «Наверно, вся из запчастей, вся с миру по нитке. А впрочем, врет небось, что не добывал запчасти окольным путем, — все же подумал Лохов. — И правильно. Я бы тоже умолчал. Об этом не треплют каждому встречному-поперечному». Но так доверчиво, горячо доказывал что-то мужчина, ища поддержки, что у Лохова путалось сочувствие к нему с недоверием. «Такого и обмануть недолго. Смотря на кого нарвется... А может, лишь прикидывается? Да кто его разберет».

А случайный собеседник наседал:

— Ты вот ответь, зачем приехал, что покупать?!

— Я? Да вот, телевизор...

— Еще что?

— «ЗИЛ».

— У тебя что, холодильника нет?

— Есть, «Саратов».

— Зачем же еще второй?

— Мал он. Пищу не впихнешь.

— Убедил. Еще что?

— Ковер жинка велела присмотреть, поширше...

— Один? Два? Три? Десяток?

— Знамо, один.

— Я к этому и вел. Всё по одному предмету. Потому что