Перед истиной - Владимир Павлович Виноградов

ты — нормальный покупатель. Иные по десятку ковров заворачивают. Не спорь. Сам видел, даже подсоблял одному. А таким, как ты, не достаются. Куда только милиция смотрит... — И чернявый оглянулся, словно искал милицию. Но милиции поблизости не оказалось, и он стал еще горячее доказывать правоту своих взглядов.

Лохов между тем не стал бы горевать, если бы не достался ему ковер. Был вполне доволен ковром, который тесть, купив на районном базаре за четвертной, от всего сердца подарил им на свадьбу. Тогда Лохов еще не знал настоящую денежную цену ковру и был от души тронут подарком скаредного тестя. Ковер — загляденье: по голубой реке, обрамленной пышной зеленью, плывут один за другим розовые лебеди. На высоком берегу лежит, опершись на пухлый локоток, грудой бело-розовых зефиров пышнотелая дева. И такими глазами-звездами в душу смотрит! Удобный ковер: мухи засидят, сырой тряпкой протер — и опять как новенький. А от шерстяных моль, — знай выколачивай, новая забота...

— Будьте битте любезен!

Кто-то обратился к ним на непонятном языке. Они обернулись и увидели нестарого мужчину в лиловом пиджаке, голубой сорочке и красном галстуке бабочкой. Из верхнего кармашка пиджака высовывался сиреневый уголок платка.

«Не наш человек», — определил Лохов.

— В чем дело? — спросил незнакомца его собеседник.

— Я есть дойч, — ответил тот вежливо и улыбнулся. — Прошу вас мне помогайт.

— Немец он, — сказал чернявый и спросил: — Из какой Германии, восточной, западной?

— Вест Дойч, Мюнхен, — ответил немец.

Лохов хотел отойти, потянул за рукав собеседника, но спросил из любопытства:

— А чего ему надо от нас?

— Мне битте показайт скупка. Где ест она?

— Ах скупка, — понял чернявый и спросил Лохова: — Где тут поблизости имеется скупка?

— Чего продавать? Какую вещь? Скупок нет, есть комиссионные магазины, — сказал Лохов.

— Нихт комиссионен. Унд скупка есть. Для золото, серебро, бриллианты...

— Такие есть, — сказал Лохов. — А что продавать-то?

— Их хабе цвай бриллиант. Надо продавайт унд покупаль майн фрау манто норка. Ферштейн?

— Ого! Бриллианты! — подивились Лохов и его новый знакомый.

— Не удивляйт. Я не ест богатый турист. Это длинный историй.

— Какая же это история? Интересно, — сказал Лохов.

— Валяй рассказывай, — подбодрил туриста чернявый, — если время есть. У тебя есть время, браток?

— Есть, — ответил Лохов, хотя времени у него было в обрез. Покупки не сделаны и ехать далеко.

— Майн мутер имел мама, гроссмутер. Ферштейн?

— Бабушку? — перевел чернявый.

— Яволь. Этот бабучка был балерин. Прима танцерин. Красив женшин, очень красив.

— Красивая у него была бабка, балериной работала, — снова перевел чернявый.

— Бабучка танцевала королевски опер и бил, стыдно сказать, королевски любовниц.

— Это уж как водится, — заметил Лохов.

— И король жениль на английски принцесс, а бабучку бросаль. Она много плакаль, лил слез.

— Вот гад! Поматросил и бросил, — осудил короля чернявый.

— Гад? Что ест гад?

— Плохой человек, — пояснил Лохов.

— Король не ест плохой человек. Король не можно женить на актрис... Бабучка лил слез, падал на танец, ломаль нога...

— Крепостное право, — вздохнул Лохов.

— Яволь. Но король жалел бабучку, имел свиданий, утешаль и дарил ей цвай бриллиант. Ферштейн?

— Ясное дело, откупился подлец, — сказал чернявый.

— Вот, смотреть, — и внук отставной королевской танцовщицы извлек из кармана своего лилового пиджака бархатную темно-вишневую коробочку. Щелкнул замысловатым замком. Коробка подняла крышку, и они увидели в лунках на атласной подушечке два прозрачных, ослепительно сверкавших камня. На внутренней стороне крышки золотая надпись на нерусском языке, поверх зубчатая коронка.

— И такую вещь загонять?! — воскликнул чернявый.

— Что есть загонять? — не понял немец.

— Продавать, значит, — пояснил Лохов.

— Да. Продавать! — воскликнул внук оставленной любовницы. — Ни майн фатер, ни я не хотель иметь подачка за разбит любовь унд сломан нога. Майн фатер погиб ерстен криг. Бабучка умер цвай год назад. Я продавайт.

— Верно решил, — поддержал гордого внука чернявый. — Но знаешь, чтобы продать в скупку, нужен наш паспорт.

— Ви ест чуткий ман, ви ест хорош человек. Ви сдавайт майн бриллиант, я доверяйт вам.

Приятели переглянулись, замялись.

— Паспортов нет, — объяснил заминку чернявый, — впрочем, сейчас найдем кого-нибудь. Погоди-ка, — и он остановил проходившего мимо молодого человека.

Молодой человек был отчаянно лохмат, с головы до ног. Пегие, нечесаные волосы свисали до плеч, из-под носа тянулись длинные усы. По сильно потертой замшевой курточке там и сям заплаты. От кармашков, пояса, рукавов, будто специально настригли, висела бахрома. И штаны, когда-то ярко-синие, протерлись до полной белизны и завершались естественной бахромой. Лишь глаза его поражали нетронутой чистой синью, как невыцветшие места на брюках.

— Ну? — только и спросил он, когда его остановили.

— У вас есть паспорт? — спросил чернявый.

— А что тебе? — насторожился лохматый парень. — Ты кто, дружинник?

— Да нет, тут такое дело, — ухватил чернявый парня за рукав. — Вот этому зарубежному гостю надо продать одну вещицу в скупку, а у нас нет паспортов при себе. Помогли бы. Ну что вам стоит, если паспорт с собой.

Парень оглядел иностранца с головы до ног, усмехнулся.

— Что за вещь? Может, и так продаст, без скупки?

— Бриллианты у него.

— Так он же валютчик! Вы что, спятили? Я пошел...

— Какой же валютчик, раз в скупку. Свое загоняет, фамильное, от бабки осталось. Верно?

— Бриллиант майн либер гроссмутер, танцерин, — кивнул головой «камрад».

— Похоже, фирмач... Покажите-ка свои караты.

Посмотрев, парень пожал плечами.

— Сроду не видел. Впрочем, в скупке знают, там проверят и оценят. Ладно, пошли. Интересно, сколько они стоят на самом деле.

— А паспорт-то есть у тебя? Покажь, — сказал Лохов.

Парень достал паспорт и показал. Но хозяин сокровищ замялся вдруг и сказал шепотом Лохову, чтобы не услышал парень:

— Я не очшень доверяйт молодой человек. Идите ви с другом.

— Пойдем, что ли? — предложил чернявый Лохову тоже шепотком. — А то правда свистнет. Международный скандал произойдет. Тебя как звать-то? Час болтаем, а не познакомились. Меня — Мишей.

— Степаном.

— Надо, Степа... Дай-ка помогу, оттянули небось руки. И зачем столько ананасов, на свадьбу, что ли, или на