Перед истиной - Владимир Павлович Виноградов

Фотографий действительно не было. В протоколе записано одно, подсудимый утверждал обратное. А может, действительно следователь дверь не осматривал или же осматривал, но забыл отразить в протоколе следы от топора. Просто упустил, — писанины и так много. И фотографий почему-то не оказалось, а должны были приобщить, если, конечно, фотографировали.

Так или иначе, весьма серьезное заявление подсудимого требовало проверки. Значит, надо было снова осмотреть дверь. Суд вправе произвести повторный осмотр. Посовещавшись, судьи решили в полном составе выехать к дому Бондаря.

...На следующий день у дома Бондаря полукольцом толпились любопытные. Еще бы. Не так уж часто суд в полном составе выходит на осмотр места происшествия. Правда, от происшествия уже не осталось никаких следов. Но глядеть все же было на что.

Дверь... Дверь была разделана так, что казалось, не один человек, а целый вооруженный топорами легион штурмовал «крепость» Бондаря. Тут и ломом не отобьешься.

Судьи, удостоверившись, что на дверях квартиры подсудимого имелись следы от ударов топором, встали перед вопросом: когда же они появились?

Надо вызвать понятых, которые присутствовали при первом осмотре. Они не могли не запомнить такой впечатляющей картины.

Сейчас от их показаний зависело многое. Они были со следователем, это он их пригласил убедиться в том, что видел сам, предупреждал, чтобы смотрели и хорошо все запоминали.

К тому времени, когда суд вернулся в зал заседаний, успели вызвать и понятых.

К свидетельской трибуне они подходили поочередно. Но отвечали почти слово в слово:

— Да, присутствовали. Да, читали и подписывали...

— Были ли при осмотре замечания с вашей стороны? Заявляли об этом следователю?

— Не было. Какие тут еще замечания?

— Постарайтесь вспомнить, в каком состоянии находилась дверь в квартиру подсудимого?

— Не помним.

— Не заметили на ней следов от ударов топором?

— Может, и были... Может, и не были. Не обратили внимания.

Случись что на людном месте, от любопытных отбою нет. Лезут, протискиваются, на цыпочках из-за спин выглядывают. Когда этих двоих пригласили понятыми, они, гордые оказанным доверием, ходили за следователем по пятам, во все вникали, слушали, понимающе кивали головами. Теперь же, в зале суда, почему-то мнутся, заикаются и не вносят ясности в существо вопроса.

А Бондарю совсем не нужен ясный ответ. Он суду нужен. Бондарю туман милее. Всякое сомнение в его пользу. И он опять просит слова. Для перехода в наступление.

— Граждане судьи, дело-то соседское. Сегодня ссоримся, завтра миримся. В тот раз озверел он, сам не знаю с чего. Вроде бы и трезвый был. И попер на меня... Господи, — вздохнул Бондарь, — лучше бы я убежал.

Чутким ухом уловил он реакцию зала, понял, что перебрал малость. И заюлил:

— Жаль, конечно, очень жаль человека.

Но его мнимая жалость не сомкнулась с той, что в людях была. Наоборот — грозой отозвалась.

— Тише, граждане, — успокаивает судья людей. И объявляет еще один перерыв, до следующего утра.

Возвратившись к себе, прокурор вызвал следователя.

— Где фотографии? Почему не приобщили к делу? И вообще, вы фотографировали место происшествия?

— Фотографировали.

— И дверь тоже?

— Специально нет, но попасть в объектив могла.

— А почему специально не фотографировали?

— А зачем? На ней же не было никаких следов. Это я хорошо помню, иначе бы отразил в протоколе.

— Помните! А вот понятые — не помнят. А подсудимый утверждает обратное. Чем опровергать?

— Но можно найти тех людей, кто видел или хотя бы слышал, как Бондарь рубил дверь после осмотра, — сказал следователь.

— Когда вы их найдете? И кого? По-вашему, он специально приглашал зрителей. «Смотрите, мол, как я к суду готовлюсь». И потом, для того, чтобы их найти, надо же время. Или вы предлагаете вернуть вам дело на доследование?

Нет, этого следователь никак не хотел, это же брак в работе.

— Вы лучше поищите фотографии, если они еще целы.

Они понимали, что встает вопрос о переквалификации преступления. С умышленного убийства, в чем обвиняется Бондарь, на превышение пределов необходимой обороны. Да и останется ли еще превышение? Топор нападавшего — не игрушка.

И оба считали, что, случись оправдание Бондаря, — это будет не торжеством истины, не реабилитацией невиновного, а просто-напросто уйдет от возмездия преступник. Не ради чести мундира думали они об этом и решали, как быть, а ради справедливости. В этом их долг заключается.

И суд тем же долгом связан. Но суд — не следствие. Если суду все ясно, он выносит свое мнение в виде приговора. Обвинительного или оправдательного. А не ясно — возвращает дело на доследование.

«Ни доследования, ни оправдания. Это не решение дела», — думал прокурор.

— Но, может быть, негативы сохранились? — спросил он следователя. — Кто фотографировал, эксперт?

— Нет, следователь из райотдела.

— Вы что же, сами снимать не умеете?

Следователь не ответил. И пошел звонить старшему следователю райотдела внутренних дел Красину.

...Тогда оба — он и Красин — выезжали к дому Бондаря. Получив тревожное сообщение, начальник райотдела, направляя оперативную группу, вызвал Красина.

— Поезжай и ты. Примешь участие в осмотре. Не забудь фотоаппарат.

Начальник, конечно, знал, что этот случай придется расследовать не Красину. Законом установлено, какие преступления должны расследоваться прокуратурой, какие следователями органов внутренних дел. Подобное разделение называется подследственностью. В данном случае были признаки убийства, а убийство положено расследовать прокуратуре.

Для небольшого городка — происшествие чрезвычайное. «Неплохо будет, если на осмотр происшествия поедут двое», — решил тогда начальник райотдела. Следователи вместе все обошли, оглядели. Двор Бондаря, соседский участок, улицу, особенно место, где упал потерпевший. Человека-то уже увезли в больницу... Следы вокруг неровные, дерганые. Словно до приезда оперативной группы где-то совсем рядом заливалась гармошка, а двое плясали под нее, неумело, не в такт, но очень живо. Плясали недолго. Один, оборвав топтание, ушел торопливо — следы его нечеткие, сбитые... А другой... два последних, тяжелых отпечатка каблуков и... нет больше следов.

Один ходил и щелкал затвором фотоаппарата. Пленки не жалел. Все отснял. Место происшествия предстало в разных ракурсах. А потом перешел к дальним планам: тропа, которая уходила от дома, самый дом Бондаря: общий вид, отдельные детали, крыльцо, окна, дверь. И мелким и крупным планом. Его коллега заносил заметки в блокнотик, потом писал протокол. Обстоятельно, не упуская ни одной