Смертельный код Голгофы - Филипп Ванденберг

Уже наступил вечер, когда Гропиус отложил листы со всевозможными заметками и схемами в сторону, и тут позвонила Рита. Эта девушка всегда была под рукой, когда в ней нуждались, а это был как раз такой вечер.

Она пришла к Гропиусу в темном костюме, юбка которого была неприлично коротка. На ногах у нее были черные сапоги. Она сообщила, что Меркурий и Венера как раз находятся в какой-то конъюнкции, которая очень благотворно влияет на секс. За это они выпили великолепного бароло.

Неизбежно разговор скатился на тему настроений в клинике, и Рита болтала об этом без остановки. Главврач доктор Фихте, судя по слухам, уже подал заявление, чтобы занять место Гропиуса, хотя никто не говорил, что вакансия открыта.

Фихте? Именно Фихте? Гропиус считал, что Фихте на его стороне. Он знал обстоятельства, которые привели Гропиуса к вынужденному отпуску, лучше, чем кто-либо другой. И кроме того, он лучше всех знал, что смерть Шлезингера была обусловлена причинами криминального характера и тем самым находилась вне зоны его ответственности.

— Ну, брось, Грегор, это же только слухи. Может, на деле все совсем не так, — сказала Рита, когда увидела, как резко изменилось выражение его лица. Она уже пожалела, что вообще начала рассказывать, о чем болтают в клинике. Ей следовало бы догадаться, что он этому не обрадуется. В любом случае вечер, который начался так томно, теперь подошел к концу.

Гропиус отсутствующе кивнул, пожевал губу и задумался. Он должен потребовать от Фихте объяснений. Ему надо позвонить главврачу. Но потом Грегор внезапно вспомнил, что его телефон прослушивается, и решил иначе: нужно попытаться найти Фихте еще сегодня и поговорить с ним с глазу на глаз.

Спешно распрощавшись с Ритой, Гропиус прошелся до стоянки такси на Хаупт-штрассе. Фихте жил в коттеджном поселке на другой стороне Изара, неподалеку от клиники. Один или два раза Гропиус был у него, более близкому знакомству или дружбе помешало опасное недоброе соперничество их жен.

На его улице все дома были похожи один на другой, и похоже, что все торшеры — в Гропиусе даже пробился робкий росток юмора — да, эти лампы во всех домах стояли на одном и том же месте. Не будучи уверен, где же именно живет Фихте, Гропиус попросил водителя остановить машину, когда увидел, что в двадцати метрах от него из калитки выходят двое мужчин. Он сразу же узнал Фихте по его небольшому росту.

Гропиус попросил водителя выключить фары и стал наблюдать за тем, как эти двое пошли вдоль по улице к припаркованному под фонарем автомобилю. Потом мужчины пожали друг другу руки и попрощались — в этот момент фонарь осветил лицо второго, который был выше Фихте на целую голову.

— Прасков! — тихо прошипел Гропиус и уже собирался выпрыгнуть из такси, но тут же передумал.

Прасков и Фихте? Что у них может быть общего? Раньше Гропиус мог бы поклясться, что они даже не знают друг друга. Сопоставляя новую для себя информацию со всей ситуацией, Гропиус начал усиленно думать. В его голове проносились тысячи мыслей, которые еще минуту назад казались ему совершенно абсурдными, нереальными и даже фантастическими. Прасков, которого ищет полиция, спокойно ходит к Фихте в гости!

Не зная, как поступить, Гропиус наблюдал за тем, как Фихте вернулся в дом, пока Прасков заводил свой тяжелый старый «мерседес». Попав в западню своих противоречивых догадок, Гропиус никак не мог решить, как же ему дальше действовать.

Таксист прервал его размышления.

— Так вы будете выходить из машины или передумали? — спросил он.

— Да, — отстраненно произнес Гропиус.

— Что «да»? — не унимался водитель.

Гропиус поглядел на габариты удалявшегося старого «мерседеса».

— Поехали за этой машиной! — вдруг сказал он.

— Как пожелаете, — безразлично сказал таксист. Он успел заметить, как автомобиль свернул направо. Когда же они подъехали к повороту, оказалось, что машина как сквозь землю провалилась.

* * *

Гропиус проснулся в середине ночи. Спал он очень беспокойно, ему постоянно виделись сны, в которых он с алюминиевым чемоданчиком, полным человеческих органов, бьющихся сердец, студенистой печени и жирных почек, от кого-то убегал. Он не мог различить лиц своих преследователей, но даже их тени выглядели угрожающе. Да и цель, которой он должен был достичь с этим чемоданчиком, оставалась для него недостижимой. Так что он был рад, что проснулся, хотя и лежал в постели весь в холодном поту.

Снова и снова вспоминал он о Праскове. Неужели он так сильно ошибался в этом человеке? Возможно, Прасков искал его дружбы только для того, чтобы в нужный момент использовать для своих нужд? В любом случае то, что Прасков в открытую обделывал с Фихте свои делишки, потрясло Гропиуса. Он больше не знал, что думать. Но одна мысль уже не казалась ему совсем нелепой, а именно, что и он сам, и Шлезингер могли стать жертвами мафии.

Как оглушенный, одержимый только этой мыслью, Гропиус спустился на первый этаж своего дома, доплелся до кухни, достал бутылку пива из холодильника и опустошил ее — не столько потому что его мучила жажда, сколько от отчаяния. Потом он снова лег, закинул руки за голову и уставился на свет фонаря, проникавший в комнату сквозь портьеру и образовывавший на потолке причудливый геометрический узор. Неожиданно для себя он заснул.

Гропиуса разбудили яркие лучи восходящего солнца. Он удивился, что ему все-таки удалось поспать. После ванны он приготовил себе завтрак, если можно так назвать чашку растворимого кофе и два поджаренных тоста. При этом его мучила мысль, стоит ли заявить в полицию о том, что он видел вчера вечером. В конце концов, Праскова ведь ищут. Но его тайная встреча с Фихте, невольным свидетелем которой Грегор вчера оказался, настолько выбила Гропиуса из колеи, что он не мог найти в себе сил донести на коллегу. Кроме того, у него не было ни малейших доказательств. И чем дольше он думал о своем неожиданном открытии, тем яснее ему становилось, что оно порождало больше вопросов, чем ответов на них.

Было около десяти, когда дверной колокольчик прервал размышления Гропиуса. Он испугался. Последние несколько дней все незнакомое нагоняло на него страх. Перед дверью стоял сухопарый лысый мужчина в хорошем костюме довольно приятной наружности — Гропиус, поколебавшись, открыл.

— Моя фамилия Левезов, прошу извинить меня за неожиданное вторжение, — сказал незнакомец, вежливо поклонившись. И прежде чем профессор успел вставить хотя