Читатель предупрежден - Джон Диксон Карр

опирались на версию миссис Констебль о том, что старый джентльмен вышел из своей комнаты и в коридоре с ним случился приступ. Белчер принял эту версию. И полковник Уиллоу тоже. Но так ли это в самом деле? Доктор Сандерс увидел старого джентльмена только уже в самом конце приступа, за мгновение до смерти. Леди вполне могла ударить его. Или напугать. Или же это мог сделать мистер Чейз, а затем скрыться в своей комнате, оставшись незамеченным. – С этими словами Мастерс многозначительно поднял вверх палец. – Что нам нужно рассмотреть далее, сэр? Конечно же, мотив. У кого был мотив для преступления? У Пенника его не было. По крайней мере, того, что я мог бы назвать веским мотивом. Все его разговоры о научном эксперименте – просто белиберда. У доктора Сандерса не было мотивов. И у мисс Кин тоже. Но что насчет мистера Чейза и миссис Констебль? Позвольте высказать предположение. Мистер Чейз приходится Констеблю родственником. К тому же мне говорили, что он проявлял о старике особую заботу и внимание, не свойственные его ветреной натуре. Вполне возможно, что он хотел получить приличную часть денег мистера Констебля. Что же касается миссис Констебль, то, – на лице Мастерса снова появилось скептическое выражение, – мне не нужно тратить всю ночь на мучительные поиски причин, по которым она могла желать смерти своего богатого мужа. Тем более он был старше ее на двадцать лет. Могу с ходу назвать вам несколько.

– Разрешите мне кое-что сказать, – попросил Сандерс.

Г. М. молча кивнул.

– А сказать я хочу вот что. Никогда в жизни я еще не видел женщины, настолько убитой горем, как миссис Констебль.

– Неужели? – спросил старший инспектор.

– Я не просто высказываю свою точку зрения, а готов подтвердить это как медицинский факт. Могу поклясться, что она не убивала мужа и не могла этого сделать. В пятницу вечером эта женщина сама едва не умерла.

– От разбитого сердца? – уточнил старший инспектор.

– Если хотите, можно и так сказать. Мастерс, врача не обманешь крокодильими слезами, но она даже не предпринимала таких попыток. Она действительно испытала сильное потрясение и была напугана смертью мужа. Точно так же, как Хилари Кин потрясло и напугало нечто, находившееся у нее в комнате тем же вечером в пятницу. У них обеих наблюдались одинаковые симптомы. – Сандерс сделал паузу. – Я хочу рассказать об этом в первую очередь вам, вы и так наверняка обо всем узнаете. Но будет лучше, если это расскажу вам я. В пятницу вечером, примерно без четверти восемь – но это вам уже, наверное, известно – что-то напугало Хилари в ее комнате. Она прибежала ко мне, воспользовавшись балконом, на который выходили окна наших комнат. Забираясь ко мне в окно, она смахнула лампу. Мистер Констебль услышал шум и пришел проверить, в чем дело. Когда он уходил от нас, я сказал ему что-то вроде: «Похоже, пока никто не пытался вас убить?» А он ответил: «Пока нет. Альбом с газетными вырезками все еще стоит на своей полке». Подождите! Я не понял, что означало его замечание, да и до сих пор этого не знаю. Могу только сообщить вам еще один факт. В спальне миссис Констебль около прикроватного столика, за которым она, возможно, писала в тот вечер свою книгу, есть две небольшие полки. И среди книг на них я обнаружил большой альбом для вырезок, помеченный как «Новые методы совершения убийств».

И снова стало тихо.

Вид у Мастерса был очень задумчивый.

– «Новые методы совершения убийств», – медленно, с нарастающим волнением проговорил он. – Знаете, доктор, я не удивлюсь, совсем не удивлюсь, если это вдруг поможет найти то, что нам нужно! Что скажете, сэр Генри?

– Даже не знаю, – проговорил Г. М. – А что так напугало девушку?

– Хм?

– Я спросил, что так напугало девушку? – повторил Г. М., прекратив расхаживать по комнате и раздраженно повернувшись к Сандерсу. – Ну эту Хилари Кин, с которой ты разговаривал. Кажется, все уже знают, что она испугалась, но никому, похоже, не известно, чего именно. Или же всем просто нет до этого дела. Ваш друг Белчер расспросил ее?

Мастерс усмехнулся и стал листать свой блокнот:

– О да, суперинтендант спрашивал ее. Поверьте мне, он весьма подозрителен. Хотел выяснить, что она делала в комнате Сандерса. Она сказала, что внезапно испугалась из-за предсказаний Пенника и поняла, что не может больше находиться в комнате одна, вот и забралась к доктору. – Он замялся. – Вроде бы ничего необычного, правда?

– Ох, Мастерс, сынок! Но почему ей понадобилось лезть через балкон?

– Да, это, конечно, странно.

– Вот именно. На балконах обычно грязно. Да и залезая в окно, тоже можно перепачкаться. К тому же выглядит это не слишком прилично. Если вам хочется с кем-то поговорить, к чему все эти сложности, когда просто можно выйти в коридор и открыть дверь? Далее она разбила лампу, и Сандерс говорит, что девушка была на грани истерики. Значит, что-то или кто-то оказался между ней и дверью в ее комнате.

Свет за высокими окнами гостиной померк и стал совсем тусклым. Полированный пол напоминал бледную озерную гладь, по которой скользили их тени, а за занавесками и изящной мебелью сгущалась тьма. Зато оранжевый прямоугольник электрического обогревателя в мраморном камине сиял еще ярче.

«Значит, – подумал Сандерс, – Хилари и полиции ничего не рассказала».

Затем он почувствовал, что Г. М. смотрит на него.

– Но тебе-то, сынок, она сказала? Или хотя бы намекнула?

– Нет.

– Не захотела ничего говорить?

– Можно и так сказать.

– Но все-таки ты там был. Неужели не возникло никаких предположений?

– Нет. В какой-то момент мне представилось, что я знаю разгадку, но все оказалось не так, и об этом можно забыть.

– Мастерс, подождите! – Г. М. махнул рукой старшему инспектору в тот самый момент, когда тот уже собирался вмешаться в разговор. Тон Г. М. изменился. Он поправил очки и уселся на оттоманку, которая жалобно заскрипела под его весом. А затем добавил, продолжая двигать очки вдоль носа: – Знаешь, сынок, ты меня тревожишь.

– Тревожу вас? Почему?

– Кто эта девушка?

– Мисс Кин? Я не знаю. Мы познакомились всего пару дней назад.

– Ясно. И ты уже влюбился?

– Не понимаю, почему у вас сложилось такое мнение?

В глубине души Сандерс всегда испытывал перед Г. М. какой-то благоговейный ужас. Иногда старик казался ему забавным, особенно Сандерсу нравилось, с какой серьезностью и даже рассудительностью он рассказывал об очередном своем нелепом поступке. Но даже в такие моменты, слушая ворчания Г. М., Сандерс не мог избавиться от