Искатель, 2002 № 11 - Журнал «Искатель»

— Живем, — подтвердила она, чувствуя, как хандра смывается, как шампунь с головы.

— Планы на сегодня есть?

— Может быть, куда-нибудь сходим…

— Куда?

— Ну, в музей, — сказала она, сама испугавшись своего предложения.

— В какой музей? — Похоже, Саша оторопел.

— Хотя бы в «Эрмитаж»…

Он замолчал так надолго, что Тамара подергала шнур, опасаясь за контакт. На ее дерганье трубка отозвалась долгим шипучим хохотком:

— Томик, я признаю только один музей, музей мадам Тюссо, но он за бугром.

— Интересный? — спросила она, понимая, что разговор не телефонный.

— Крутые личности всего мира из воска. И знаешь, у кого толпится народ? У фигур Гитлера, Дракулы, Джека-потрошителя…

— Это же злодеи.

— А хорошие никому не нужны. Так едем?

— В музей мадам Тюссо?

— В натуре на натуру.

— Не поняла…

— Не шашлыки, Томка! Буду у тебя вмиг, на реактивном…

Саша примчался через двадцать минут. Торопливый, веселый, пахнущий «Жигулевским»… Он хлопнул по сумке, которая, казалось, проглотила чемодан:

— Поехали! Тут всего под завязку.

— Куда хоть едем?

— Недалеко, километров тридцать от города, у деревни Малые Гнилушки. Осиновая роща…

Тамара начала собираться. Перемена одежды требует внимания: правильно выбрать, карманы проверить, не забыть бы чего… Звонок в дверь ее удивил: скорый и настойчивый, как автосирена.

— Кто это? — Саша задвинул сумку под стол.

— Представления не имею.

— Открывай…

Прежде чем увидеть голубые глаза и локоны верхнего соседа, она ахнула от красного цвета — его левая рука по самый локоть была залита кровью. Он поддерживал ее правой, кривил губы и бормотал бессвязно:

— Извините… Вы медработник… У меня и бинта нет…

Тамара втащила его в квартиру и бросилась к аптечке. Медработник… йоду не оказалось: перекись водорода, бинт и вата.

Она взялась за руку:

— Боже…

Меж указательным пальцем и большим торчал длинный тонкий гвоздь с развесистой шляпкой. Тамара предупредила:

— Сейчас будет больно…

Она выдернула гвоздь и рану сноровисто перевязала. Сосед морщился, поглядывая на Тамару с благодарностью. Мокрым куском бинта она стерла кровь с кисти руки. Саша вертел гвоздь:

— Как же ты это, парень?

— С книжными полками вожусь…

— Олег, Саша, — решила Тамара представить их друг другу.

Первый кивнул, второй буркнул нечленораздельно. Тамаре хотелось чем-то еще помочь Олегу, хотя бы предложить кофе, но ис-подлобный Сашин взгляд удерживал. В свободную руку студента она сунула пузырек с перекисью и бинт.

— Завтра перебинтуете.

— Воскресенье, я собрался за город, и тут этот гвоздь…

— Можете ехать, прокол неглубокий; мы тоже едем за город.

— Ав какое место?

— Осиновая роща, у деревни Малые Гнилушки.

— Кончай базар, — пресек их разговор Саша. — Нам пора двигаться.

Олег потоптался, извинился и ушел. Тамара не поняла, что произошло. Да ничего не произошло… Беспричинная и глупейшая жалость на миг разлилась в груди каким-то влажным холодком. Жалость к этому голубоглазому студенту, чужому человеку, словно она увидела его умирающим от пустяшной раны… От вида крови… Разве мало видела ее в больнице? И сами собой вырвались слова:

— Можно было пригласить его с нами…

— Хрюкнула?

— Приезжий, одинокий студент…

— До электрички осталось сорок минут.

Тамара стряхнула с себя все лишнее: мысли, переживания, заботы… Они едут отдыхать на природу.

— Саш, была бы у тебя своя машина…

— Могу хоть завтра купить, но нельзя.

— Почему?

— Частному детективу светиться лишний раз ни к чему.

Пока Тамара причесывалась, он вырвал из тетрадки лист чистой бумаги, осторожно завернул в него гвоздь и спрятал в карман.

Не представляю ли я интерес для медицины: у меня духовное превращается в физиологическое? Мысль делается изжогой. Даже не мысль, а беспокойство. Что-то я сделал не так, что-то я упустил… Но что?

Да еще прокурор, который меня не любит. Старше я, опытнее, ершистее, непредсказуемее… Мы с ним схлестывались при любом контакте. Узнав, что я вынес постановление о принудительном приводе директора объединения «Наше пиво», прокурор сам пришел в мой кабинетик:

— Сергей Георгиевич, вы просчитали резонанс?

— Директор нагло заявил, что у него нет времени ходить по прокуратурам.

— Он член разных советов и комиссий, его знают в правительстве, его пиво пьет весь город…

— Юрий Александрович, мы столько лет орали о правовом государстве… И что? Слесаря Иванова можно приводить, а директора нельзя?

А сколько лет боролись с телефонным правом? Победили; телефонного права нет. Но прокурор не ведомым мне чутьем угадывал мысли власть предержащих. Он глянул на меня сочувственно:

— Сергей Георгиевич, надо же быть гибким и как-то соответствовать обществу…

— Быть конформистом, Юрий Александрович?

— Да, не скрываю: я — конформист.

— Конформист — это холуй.

Он ушел, оставив меня наедине с изжогой. Утром ничего не ел, кроме бутерброда со стаканом чая… Тогда отчего? От мысли. Какой же? Я начал тормошить закоулки памяти. Зачем тормошить, если причина видна, как нож в руке пьяного хулигана? Убийца в розыске — одна ситуация: его надо поймать. И совсем другая ситуация, когда убийца известен, милиция его видит и не трогает. Как заложенная на проспекте мина, которую оставили до поры до времени. Да мина-то спокойнее. Шампур действует, изобретая новые виды преступлений.

Но изжога…

И я пошел в буфет. Маша улыбнулась мне, как мать непутевому сынишке. После традиционного теплого молочка она предложила:

— Сергей Георгиевич, скушаете что-нибудь?

— Например?

— Свежие грибы в сметане…

— Небось мухоморчики?

— Нет, шампиньоны.

— Не отравлюсь?

— Они обработаны высокой температурой.

— Этим яды не убьешь. К примеру, цианистый калий. Его хоть сколько вари, он будет только вкусней.

Из уважения к буфетчице грибы я взял, хотя это не пища для гастритчика. Изжоги добавится. Да ведь не желудочный сок меня разъедает, а Шампур достает. Я терплю. Почему? Потому что мы, русские, согласны терпеть, вместо того чтобы работать.

— Сергей Георгиевич, отравляют часто?

— Чаще стреляют.

— Были случаи, когда травили из-за любви?

— Да, муж жену.

— Она с другим спуталась?

— Нет, они любили друг друга до безрассудства.

— Почему же отравил?

— У жены был рак, не мог видеть ее страданий.

История Маше не понравилась. Не романтичная. Она даже не спросила, как я поступил с убийцей. А ведь уголовное преследование я прекратил, за что вызывался на ковер, склонялся в докладах и долго шпынялся районным прокурором. Если о любви, пожалуй, дело об отравлении жены было самым романтичным в моей практике, потому что убил не за любовника в шкафу, не по пьянке, не по злобе и не из-за денег.

— Сергей Георгиевич, рядом с моим домом вчера Сбербанк обокрали… Правда?

— Неправда.

— Милиция приезжала.

— Сигнализация ошибочно сработала. Маша, спасибо…

Доглотав остатки молока, я спустился к себе. Где-то в дневнике у меня записано, что наказывать надо не