Проблема наблюдателя - Песах Амнуэль

Кабинет находился в самом конце коридора — наверняка Дозуа сам его выбрал, — у глухой торцовой стены, где и в яркий полдень горел свет. На двери не было таблички с фамилией, должностью и степенью хозяина кабинета. Только номер: 84. Атомный номер полония, элемента чрезвычайно радиоактивного и опасного, хотя и необходимого для атомной промышленности. Номер Дозуа тоже сам выбирал? Нет, пожалуй — на соседнем кабинете значилось «83», и табличка сообщала, что найти здесь можно профессора Уильяма Б. Джонсона, причем слово «профессор» было вдвое большего размера, чем фамилия. Чем знаменит профессор Джонсон, Розенфельд не знал, никогда прежде имени этого не слышал, и потому, прежде чем нарушить одиночество Дозуа, он постучал и, услышав громкое «Не заперто!», бодро вошел в светлый и просторный кабинет, где сразу получил приглашение, во-первых, удобно устроиться в кресле напротив стола, во-вторых, выбрать, какой из напитков (минералка, содовая, соки яблочный, грейпфрутовый и томатный) он будет пить во время беседы, и только в-третьих, будто это было далеко не самое важное, — представиться и изложить.

Розенфельд удобно устроился, выбрал минеральную воду, получил из рук профессора стакан и наконец назвал свое имя и должность, умолчав, однако, о цели посещения.

Профессор Джонсон был как две капли воды похож на висевший на стене напротив окна поясной портрет президента Джона Ф. Кеннеди: такой же улыбающийся, открытый миру. Наверняка крутит шашни со студентками, — мимолетно подумал Розенфельд, но развивать эту тему, естественно, не стал.

— Полицейская экспертиза? — картинно удивился профессор Джонсон (Розенфельд даже мысленно не мог сказать просто «Джонсон», не добавив к имени звание). — Очень, очень интересно! По какому поводу? На какие вопросы вы хотите получить ответы?

Проблема состояла в том, чтобы подобрать «ключик» к Дозуа, для чего и понадобился разговор с профессором Джонсоном. Вопрос, следовательно, нужно было задать так, чтобы и ответ получить, и не дать понять собеседнику, что его мнение о предмете полицейского расследования нисколько эксперта-криминалиста не интересует.

— Буду откровенен, — начал Розенфельд, вспомнив прочитанный в детстве фантастический рассказ «Честность — лучшая политика». — Предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве. Цель экспертизы — выяснить, действительно ли имело место убийство. Или несчастный случай. Или самоубийство. Или что-то еще.

— Или что-то еще… — повторил профессор Джонсон. — Если существует обвинение, то, полагаю, есть доказательства или, скажем, улики, позволившие сделать заключение, которое экспертиза хочет оспорить.

В логике профессору не откажешь. Розенфельд промолчал, что было ему не свойственно, но сообщать профессору лишнюю информацию он не собирался.

— И поскольку, — продолжал рассуждать профессор, — вы пришли на кафедру квантовой физики, ответ вы полагаете лежащим в квантовых проблемах, в которых вы, не будучи специалистом, не разбираетесь. Судя по вашему молчанию, вы не станете говорить, каким образом непредумышленное убийство связано с квантовой физикой. Или — с квантовым физиком? Второе более вероятно, я прав?

Наверно, профессор часто выходил победителем в дискуссиях со своими оппонентами. Розенфельд молчал, придав лицу выражение согласия и даже некоторого восхищения логикой великого человека.

— Разумеется, прав. — Профессор Джонсон удовлетворенно кивнул и согласился с правильностью собственного умозаключения, даже не взглянув на собеседника.

— Кто же из моих коллег замешан? Причем явно не в роли жертвы, поскольку все мои коллеги явились сегодня на работу в полном здравии. Достаточно взглянуть на табло в холле, чтобы убедиться.

На табло Розенфельд взглянул: трудно было пройти мимо. С таким нововведением он еще не встречался. Большое электронное табло в холле показывало имена и должности всех сотрудников факультета, включая лаборантов и аспирантов, с указанием номера кабинета или лаборатории. Если человек присутствовал на рабочем месте, его данные высвечивались зеленым, если отсутствовал — красным. Сегодня на табло красным горела лишь фамилия Ли Чусиня, младшего лаборанта кафедры физики твердого тела. Лаборантов профессор Джонсон, видимо, коллегами не считал. Из его слов, кстати, следовало, что явился профессор сегодня на работу последним, иначе откуда бы ему знать, что присутствуют все коллеги?

— Да, — сказал Розенфельд, имея в виду, что жертв среди физиков не было. Профессор Джонсон воспринял краткое замечание эксперта как подтверждение идеи о том, что кто-то из физиков оказался замешан в ужасном преступлении — убийстве, пусть и непредумышленном. Сейчас он начнет анализировать: кто способен… почему, если существует обвинение, никто не задержан — ведь все коллеги на работе… Пусть думает.

— Собственно, — сказал Розенфельд, — меня интересует, есть ли на факультете специалист по природе сознания, поскольку ответ на перечисленные вопросы, как полагает экспертиза, связан именно с этим человеческим свойством. Экспертизу интересует физическая — возможно, квантовая — природа сознания, поскольку сугубо биологическая интерпретация удовлетворительного ответа не дает.

Профессор не мог показать посетителю, что обескуражен. В преступлении замешан… не может быть… но, если полицейский эксперт намекает… а он определенно намекает…

— Разумеется, — неохотно сказал профессор Джонсон. — Такой специалист есть.

Точный ответ, ничего не скажешь. Гость не интересовался фамилией? Розенфельд немедленно заинтересовался, хотя ответ был ему известен.

— И это… — начал он, предоставляя профессору завершить фразу.

— Профессор Мишель Дозуа, — сообщил профессор Джонсон и только после этого подумал, что допустил сейчас мысль: коллега Дозуа, возможно, виновен в страшном преступлении — убийстве, пусть и непреднамеренном. Профессор взволновался и наконец сообщил Розенфельду информацию, ради которой тот затеял разговор.

— Профессор Дозуа, — наклонившись через стол к посетителю, произнес профессор Джонсон, — один из выдающихся физиков нашего времени. Человек кристальной честности и морали. Христианин. Если в полиции что-то предполагают…

Профессор сделал многозначительную паузу, не дождался реплики Розенфельда и закончил:

— …То они ошибаются. Профессор Дозуа вряд ли согласится с вами разговаривать, особенно если догадается… а он, безусловно, догадается… с какой целью полицейский эксперт задает вопросы. Поэтому позвольте дать совет: если вам необходимо поговорить с профессором Дозуа о квантовой природе сознания — кстати, ни о чем другом он говорить и не станет, — начните с того, что все в мире происходит по воле Божьей. Да, и еще: Бог, безусловно, любит каждого человека и каждую тварь, им созданную. Это, знаете ли, своеобразный тест на благонадежность — с точки зрения профессора Дозуа, разумеется.

Профессор Джонсон многозначительно посмотрел на посетителя, и посетитель оправдал ожидания профессора. Розенфельд поднял взгляд к потолку и сказал:

— Сложная задача, да… Спасибо, что предупредили, профессор.

Профессор Джонсон улыбнулся, и было в этой улыбке нечто, заставившее Розенфельда подумать, что социофобия профессора Дозуа в немалой степени порождена отношением к нему коллег, в том числе — занимающих соседние кабинеты.

Розенфельд поднялся и произнес фразу, которую профессор с нетерпением ожидал:

— Надеюсь, профессор Джонсон,