Так завершается карьера сыщика в XIX веке - Михаил Леккор

Константин Николаевич, в отличие от нее, совершено ничего не делал. Но просыпался и он по-настоящему.

Утром поэтому они проснулись в слегка раздраженном настроении. Мало что не спали, так и тело было в таком состоянии, будто тебя все темное время черти заставляли молотить зерно на мельнице!

Вкусный питательный завтрак, не для чертей из ада, а обычный людской, их примирил с суровостью реальной жизнью на Земле. В конце концов, их судьба еще не самая плохая. Вот если бы они были крестьяне с их простым бытом XIX века!

После завтрака Маша все же сделала неудачную попытку удержать мужа дома. Положив теплые руки ему на шею и соблазнительно полуприкрыв (приоткрыв?) груди, она кокетливо попросила сегодня остаться. Она ведь женщина слабая, беззащитная, а кругом так много опасностей и угроз.

М-гм, и какие же жуткие опасности находятся в собственном доме в центре Санкт-Петербурге во второй четверти XIX века? Волки? Медведи? Вооруженные инсургенты? Ха, инопланетяне, в конце концов? Ох уж эти женщины, все норовят привязать мужчину к своему подолу!

По правде говоря, Константин Николаевич заранее готовился к такой попытке жены, и уже подготовил мягкое возражение, так, чтобы ее не обидеть:

— Он в принципе готов остаться с ней, но ее отец, он же император Николай I поручил ему с помощью жандармов на сегодняшний день провести проверку чиновников в одном министерстве. Задание весьма ответственное и государь очень надеется на его помощь.

В каком министерстве он не уточнил, да ей и не особенно надо было. Главное, он уходит из дома! И ведь не придерешься! В дела папа (на французский манер, ударение на последнюю гласную) она не влезала. По крайней мере, старалась, как и ее мама. Папа ведь так бывает недоволен!

Долгорукий, видя на приунывшее лицо жены, продолжил:

— Кстати, он также поинтересовался, как живут ее беременная дочь с будущим внуком, и пожаловался, что вы излишне мало бываете в Зимнем дворце. Точнее, в последний месяц она еще совсем не была. Так ведь, милая? Поехала бы к отцу и маме, они очень скучают. С дорогой он обязательно поможет.

Мария недоверчиво выслушала его, что-то дотошно подсчитала. Получилось, что они с сыном не были у отца три дни. Лукаво, но робко улыбнулась.

— Это уже так много? — спросила она доверчиво у мужа. А у кого она может спросить, как не у законного супруга?

Тот ласково ее поцеловал, не выдержав, потрепал по волосам, сказал:

— Ты не была у своего отца почти полжизни будущего Николая Константиновича. Окстись! Я бы на месте Николая I даже бы обиделся. Ребенок ведь хоть и в тебе, но все чувствует.

Разумеется, никто из Романовых не обиделся бы, а малыш еще слишком маленький, но Маша окончательно успокоилась и лишь попросила подтвердить:

— А ты нас проводишь, mon sher?

А то он не любящий муж и не заботливый отец!

— Конечно, милая, не только провожу, но и представлю самому государю императору.

Мария улыбнулась. Представить родную дочь отцу мог только не очень умный человек. Или совсем влюбленный.

— Нет, представлять нас не надо, — уточнила она, — а вот проводить бы хорошо. На улице так опасно.

Опасно? Мухи крокодилами залетали, подлые?

Глава 11

К сожалению, мнения самого Константина Николаевича дальше никто не спрашивал. Ведь он был в семье только муж, то есть самое бесправное существо в период беременности жены и младенчества любимого ребенка. А потому ему лишь пришлось грустно промолчать и отправиться распорядится на счет работающих карет. Или, хотя бы, одну карету.

Эх, попросить бы совета у старших товарищей, хм, у тех же жандармов, но что-то попаданцу подсказывало, что это бесполезно. Того же Александровича Бенкендорфа, графа и генерала-от-кавалерии, по слухам, дома жена, три дочери и две падчерицы (!) совсем затянули в сладкий омут. Куда уж Константину Николаевичу с ним тягаться.

И дело ведь не только в том, что Мария Николаевна была старшей дочерью императора и великой княгиней. Главное, она красивая, умная и такая обольстительная, а то, что беременная, так в глазах мужа это еще придает ей страстную пикантность. Такая сладострастная няшка, так и обнял бы ее попаданец, не крепко, разумеется, но очень любовно. И добровольно сам готов попадать в рабство. Пускай!

Ну, надо сказать, что все же за пределами собственной семьи его полномочия резко увеличивались. Он легко добился выполнения своих «огромных задач» — распорядился привести в рабочее состояние грузопассажирское устройство того времени — обслуге вытереть пыль и грязь, проверить колеса и оси, отремонтировать, если что, — и на нем отправить их (и себя тоже) в Зимний дворец. Сам по себе решил — только одну карету, зачем им больше, чай, семья с одним ребенком, да и то будущим, не гвардейская рота, легко уместятся.

Кстати, По случаю наличия беременной женщины, а в перспективе — и маленького ребенка им была предоставлена роскошная, но опять тяжелая и малоповоротливая карета. Так повелел сам отец Марии и император Николай I!

Эх, ведь на какие только непосильные ухищрения не пойдешь ради родной семьи! Четверка сильных лошадей с заметным усилием кое-как отправила тяжелую карету в дорогу. И не из-за пассажиров — сама карета была громоздка и весила весьма прилично. Если бы не брусчатка питерской мостовой, они бы, скорее всего, так быстро не проехали бы. Или совсем остались у дома!

По-видимому, именно скорое передвижение этого агрегата сподвигло заговорить всех членов семьи. Всех, кроме мужа. Сначала Маша что-то обрадовано спросила у него, не давая ответить. Потом зашевелился, задрыгался в животе ребенок, как бы намекая, что и он сам может ходить. Жена только охнула и бессильно растеклась на диване кареты.

Из этого был только один большой плюс — ему никак не требовалось отвечать на многочисленные вопросы Маши. Даже слабенько реагировать. Сиди и многозначительно улыбайся. Только уши сильно опухли.

Бедный я муж! — подумал Константин Николаевич, смеясь иронично над собой, — и ведь никто не пожалеет, горестного. Скажут только удивленно — завел женщину, ухаживай, корми и бесконечно слушай. А ты что думал, несчастный?

Сиди вот, мучайся. Рядом вольготно сидит жена, прижившись к его боку и непрерывно щебечущая. Так птицы поют — очень много, непонятно, но весьма красиво.

Ей очень идет наряд из зеленого бархата и которой надо в связи с этим обязательно вручить изысканный комплимент. Судя по тому, как часто и настойчиво