Так завершается карьера сыщика в XIX веке - Михаил Леккор

В любом случае Николай и не подумал останавливать дочь. Только мягко попросил не доводить своего брата цесаревича Александра и его жену до белого каления. Константин Николаевич подтвердил просьбу ее отца молчаливым кивком.

Мария перевела недоуменный взгляд теперь уже на мужа:

— Послушайте, вы сегодня оба какие-то странные — вначале папА, теперь ты. Уж ваше-то высочество чем мной недовольно? — от жены повеяло таким едким сарказмом, что он невольно поморщился. Сказал, тем не менее, примирительно:

— Дорогая, я всего лишь хотел сказать, что твой августейший брат и его красавица жена и без того страдают, что у них родилась дочь, а не сын. И если ты вдобавок начнешь хвастаться своим большим животом с имеющимся там сыном, это будет принято не очень хорошо. Более того, такое поведение будет точно воспринято, как подлая издевка.

«К тому же ваш отец, не довольный таким положением, и без того вынес мне все мозги», — мысленно добавил он. Сказать вслух Константин Николаевич это не мог, поскольку Николай I стоял рядом и внимательно слушал. Вряд ли ему было приятно, хотя великий князь готов был о заклад, что и он как раз этим и занимался. Посмотрел на Марию — поняла ли, милая и родная, что он далеко не все сказал?

Жена в ответ сделала насмешливый книксен с огроменным животом (очень смешно, аж плакать хочется), глянула на отца, промолчала. Все она понимает, умница, просто действует на зло несчастному, но любимому мужу, как будто он это и нечаянно придумал. Вот ведь… нехорошая женщина, а еще на сносях!

В отместку он чувственно, как любовник любовнице после интимной встречи, поцеловал Марии руку. Настолько сладострастно, что ее щечки заалели, а взгляд покрылся поволокой. Она торопливо вышла из кабинета отца, что-то пробормотав, видимо, попрощавшись.

— Однако! — удивился император откровенно любовной сцене, но сказал немного другое: — Как Мария капризничает! А я-то думал, что ты в своей семье полновластный хозяин.

И почти укоризненно посмотрел на зятя. мол, реально мужчина ты, или просто пройтись решил?

— Ваше величество, — с мягкой укоризною сказал Константин Николаевич, — мы же живем в цивилизованном мире, где женщине также даны большие права. Тем более, самой великой княгине, вашей дочери. Сейчас уже не наорешь на такую жену. Самому станет стыдно, прежде всего.

— Согласен, — вдруг неожиданно сдался Николай. Бросил на зятя потеплевший взгляд и предложил: — надо, однако, перейти к делам. Присоединяйтесь и вы обязательно к нам, — предложил он Канкрину.

Министр финансов, до этого бывший незаметным при семейных заботах императора, — дескать, я тут не при чем, исполнился горделивого спокойствия и подошел к мужчинам.

Николай, больше к зятю, чем к Канкрину, хотя и ему он явно показал — вижу и помню — сказал Константину Николаевичу:

Намедни вы провели разбор среди чиновников финансового ведомства. Не поделитесь ли с нами своими впечатлениями, как лицо совершенно постороннее, но совершенно свое?

Можно говорить все, кроме явных оскорблений.

Сказано все было почти по демократически, а не по-царски «Се аз, самодержец и помазанник божий», но великий князь почувствовал себя на очень скользком льду. Кожей почуял несильную, но опасность. И даже не из-за недовольного, в общем-то, министра финансов. Опасность для него представлял сам император, который желал иметь постороннее как бы непредвзятое мнение о СВОИХ чиновниках. Ха, непредвзятое! Начнешь врать, выгораживать чинуш, государь обидится. Скажешь правду — оскорбится. И ничего, что он и сам приказал. Кому будешь жаловаться?

Может лучше совсем обойти эту тему? Да еще при Канкрине… Не зачем обижать хорошего, в общем-то, человека и профессионального финансиста.

Константин Николаевич еще в XXI веке немного знал из вузовского курса, как мало было в России (да и в мире) хороших финансистов — администраторов. В России (а позднее и в СССР) это человек пять — шесть, не больше. И это с эпохи Петрам Великого, или, лучше, с эпохи министерств. Как всегда — министров много, способных администраторов очень мало.

Приветливо улыбнулся господину министру, как старому и доброму знакомому, уточнил для императора:

— Ваше императорское величество, моей главной задачей в оном министерстве было не поиск червоточин среди служащих, а, прежде всего, проработать грязные действия прохиндея Стюарта. Как грязно наследил и что наследил. В деловых качествах чиновников я разбираюсь не очень хорошо — все же не финансист, а юрист.

Николай эти слова воспринял, как отказ, сухо произнес:

— Прошу вас, великий князь, тогда скажите, что хотели. Ведь вообще впечатление от чиновников у вас остались?

Князь Долгорукий мысленно только руки развел — не придворный он, не могу кланяться и лебезить! Видимо, ошибся в своих намерениях, и император действительно хотел правду–матку? Также сухо произнес:

— Допрашиваемые чиновники обрисовали мне ужасную картину взяток и подкупов, проводимых оным английским дипломатом в министерстве.

«Во как я сказанул! — почти умилился своим словам великий князь. С едким сарказмом мысленно продолжил: — а министерские чиновники, значит, здесь будут не причем. Бедные людишки».

— При чем делалось это данным Стюартом с конкретной целью — помочь убедить ваше величество с выводом о плохой окупаемости платиновой монеты и слитков, как внутри России, так и во всем мире.

— Ну так и что же? — удивился император, — ко мне действительно явились коммерсанты из Голландии, очень попросили не пускать российскую платину на мировой рынок, аргументируя это тем, что монархические ценности в Европе, и без того ослабленные, могут просто рухнуть. Ведь компании, торгующие платиной, как раз стоят на поддержке монархических устоев.

Константин Николаевич молча вопросительно на него посмотрел — так как же он ответил этим не очень-то уважаемым господам?

— Я пока окончательно не решил. Направил вот запрос в министерство финансов, — подумал, проанализировав слова зятя, прямо спросил: — эти гнусные проходимцы желают меня обмануть?

Здесь попаданец с чистым сердцем мог сказать:

— Никак нет-с. Репутация вашего величества, столь же чистая, как грозная, не позволяет бизнесменам из Голландии, так же как английским дипломатам, прямо врать. Они лишь могут потихоньку мошенничать. Так, например, эти господа из Голландии действительно являются солидными бизнесменами и реальными монархистами. Правда, они принадлежат к английской кампании «Джонсон, Матей и Ко», расположенной в Лондоне и ассигнующей деньгами интересы Англии. На международном рынке спрос на платину и без того небольшой, а российская интервенция ее совсем обрушит. Главная цель этих господ лишь