Обманщики - Джон Мастерс

Уильям ходил взад и вперед по узкому полу. Ему нужно было бы время подумать о тхакуре и о том, что делать. Ему придется поговорить с Мэри. Он хотел бы полностью довериться этому человеку и отпустить его. В нем было что-то очень обычное и, следовательно, подлинное. Упомянутые им убийцы «слуги Кали» не могли быть обычными.

Затем суровое присутствие мистера Уилсона оглянулось через его плечо. «Освобождение соучастника убийства! Тратить полгода на погоню за лунными лучами! Упустив единственного важного свидетеля, когда его наконец поймали!»

Он грустно сказал: «Я не могу тебя отпустить, Хусейн».

Кривой мужчина неожиданно вздохнул и, казалось, смирился. Он сказал: «Ну что ж, нельзя.… Какова зарплата чупрасси в вашем суде?»

«Чупрасси? Четыре-восемь в месяц».

«И красное пальто и красный пояс — он их предоставляет или ему приходится платить за них самому?»

«Компания предоставляет первые. После этого чупрасси должен содержать их в течение восьми лет и трех месяцев из своей зарплаты и при необходимости чинить. Затем предполагается, что они изношены из-за естественного износа и подлежат бесплатной замене. Но что, черт возьми».

«Разве мы не говорили о красных халатах?»

Уильям и раньше думал, что этот человек говорит символами и хочет какой-либо формы безопасности. Но теперь он увидел, что это был прямой и очень буквальный ум и что все великие абстракции безопасности, мира, места среди собратьев были для него заключены в красное пальто и красный пояс.

Странно пошевелившись, он отпер дверь, выскользнул и снова запер ее, оставив перекошенного мужчину сидеть на корточках на полу в камере. Он поспешил по пахнущей дымом улице мимо водосточных фонарей в магазинах к своему бунгало. Мэри была в столовой.

«Ну», — сказала она с нетерпением, «что он сказал?»

«У него довольно пугающая история. Это тоже не история; это всего лишь намеки «через темное стекло»! Ему трудно поверить, но почему-то это» сложнее не сделать этого. Это не только его слова, это атмосфера или что-то в этом роде».

Он ел и между глотками рассказывал то, что ему сказали в тюрьме. Мария сказала: «Слуги Кали… приказали убить… то, о чем мы не знаем и никогда не поймем, пока не научимся бояться их богов. Это является пугающий. Или это сплошная ложь, чтобы вытащить его из тюрьмы. Вот что мог бы сказать папа».

«Я знаю. Я не смог написать по этому поводу разумный отчет».

И все же короткие фразы этого однобокого человека, произнесенные под сумеречным ткацким станком виселицы, были подобны тусклой лампе, внезапно зажженной за занавеской. Сам свет ничего не показывал, но отбрасывал тени, и наблюдатель мог догадаться о форме вещества по форме тени.

Мэри сказала: «Я понимаю, почему он хочет красное пальто, каким-то образом, не понимая ничего другого. Я думаю, тебе следует его отпустить».

Уильям кивнул. Это было то, чем он действительно хотел заниматься. В тоне Мэри прозвучало невысказанное дополнение: «Делай то, что ты думаю, это правильно. Неважно, что думает папа».

Когда Мэри снова заговорила, она подошла к столу и положила руку ему на плечо. «И, моя дорогая, тебе придется сделать то, что сказал Хусейн о тхакуре. В противном случае мы никогда ничего не узнаем».

«Мы убьем его». Уильям отодвинул стул назад и встал, положив руки по бокам. Мэри не ответила. Глаза у нее были мокрые. Уильям увидел лицо молодого сикхского мальчика, почерневшего и мертвого в пепле огня. Он коротко сказал: «Хорошо. Утром я выпущу Хусейна из тюрьмы, но не отпущу его. Мы возьмем его с собой, когда последуем за тхакуром. Я немедленно пошлю кого-нибудь посмотреть эту вечеринку. Шер Дил!»

«Хузур?» Шер Дил вошел.

«Отправьте мальчика за Даффадаром Ганешей, пожалуйста».

Глава девятая

Ранним утром Уильям проснулся от настойчивого голоса мужчины, звонившего на территорию комплекса. Он услышал слово «сбежал», вскочил с кровати и натянул ботинки, рубашку и брюки. Он плохо спал, и тхакур преследовал его во сне. Был ли это такур, сбежавший от подстерегающей его смерти, и от Уильяма и Мэри Сэвидж, его убийц?

Он выбежал в коридор. Он встретил Шер Диля, входящего в заднюю часть бунгало, и через открытые двери увидел тюремного сторожа, жестикулирующего на веранде.

«В чем дело?»

«Заключенный в тюрьме сбежал, сахиб», — сказал Шер Дил. «Сторож пришел с сообщением. Он говорит, что заключенный полузадушил его».

Сторож упал на колени в явной агонии унижения и страха, так что огромные ключи на его талии зазвенели от его дрожи. Не так давно за это его бы сбросили с высокого здания на шип. Обычай по-прежнему требовал, чтобы он полз и вырывал куски из своей рваной бороды. Если бы он вел себя спокойно, это усилило бы подозрения людей в том, что вид маленького золота ослепил его и не позволил ему увидеть намерения беглеца. Люди всегда не доверяли полицейским, нерегулярной кавалерии и тюремщикам.

Уильям тихо сказал: «Вставай, чувак, и расскажи мне, что случилось». Он почувствовал позади себя Мэри.

«Защитник бедных, сначала злодей-петух призвал на лотах ради природы. Я отнес его ему. Конечно, я не собирался выпускать его из камеры. Он просунул носовой платок через прутья и накинул мне на шею. Ааа, это было быстро, быстрее, чем может видеть глаз, и, как знает Присутствие, я почти слеп на службе — Я продолжаю, я продолжаю, Присутствие. Он держал меня там так, что мое дыхание остановилось, и все мое прошлое поднялось передо мной, и ночь стала черной. Ночь была темной. Он прошептал, прорычал сквозь прутья, и я прижалась к ним, мои чувства летели, а боль, словно молотки, терзала мою голову! Он сказал: «Выпусти меня, или ты умрешь!» Я боролся! Петля затянулась! Затянуто!»

Сторож, стоя на коленях на веранде, схватил себя за шею обеими руками и дернул головой в яростной пантомиме. Он видел в глазах Уильяма, что над ним не нависло никакого сурового наказания. Глаза у него закатились. Крылья его повествовательного гения несли его ввысь. Уста Шер Диля были полны недоверчивой, молчаливой усмешки.

«Смотри!» Сторож поднял голову, и на тонкой старой шее Уильям увидел мертвенно-бледный кружащийся рубец. «Я боялся. Я открыл дверь, и он вышел, и — и я не знаю, что произошло дальше. Я упал на землю и больше ничего не знал, пока утро на веках не разбудило меня, и у меня сильно разболелась голова — которая у меня до сих пор есть».

Уильям бесстрастно посмотрел на старика.