Отдайте ее мне! - Ольга Авдеенко

выражением его лица. Однако оказалось сложно определить, узнаёт ли Шерман кого-то, поскольку он картинно вздрагивал или болезненно морщился всякий раз, когда брал в руки очередную карточку. Наконец он бросил на стол последнюю фотографию и простонал:

— Это просто издевательство — заставлять художника, творца прекрасного, рассматривать подобные человекообразные физиономии! Я никого из них, слава богу, никогда не видел. Я могу идти?

— После того, как ответите на несколько вопросов.

— Каких еще вопросов?

— Тех, которые касаются вашей возможной причастности к убийству миссис Дэвис.

— Что?! — Шерман вскочил со стула. — Это уже чересчур! Вы обвиняете меня в убийстве?!

— Сядьте, мистер Шерман, — холодно велел ему Найт. — Я сказал: вашей возможной причастности. Успокойтесь и выслушайте.

Художник повиновался и сел, напряженно выпрямившись.

— Первое. Нам доподлинно известно, что после убийства вы продали антиквару по имени Мелвин Симс ювелирные украшения, принадлежащие миссис Дэвис: бриллиантовые серьги и медальон.

— И что же? — с вызовом спросил Шерман. — Рамона фактически сама предложила мне их продать.

Лейтон издал негромкий звук, словно поперхнулся.

— Будучи мертвой? — уточнил инспектор.

— Нет, конечно. Когда она была еще жива.

— То есть, продавая их, вы, в сущности, исполняли волю покойной?

— Вот именно.

— Хорошо, допустим. Второе. Вы попросили антиквара быть посредником при продаже драгоценной шкатулки. Вы оставили ему рисунок, вот этот, — Найт вытащил из ящика стола лист с изображением шкатулки. — Это тоже была воля покойной?

— Нет, — художник с досадой всплеснул руками, — но вы все понимаете неправильно!

— Так объясните.

— Как-то я видел у Рамоны эту шкатулку.

— Так вы все же бывали у нее дома? — немедленно ухватился за эту фразу Найт.

— Да, один или два раза, — с неохотой признал Шерман. — В тот день Рамона рассказала мне какую-то запутанную историю времен войны за испанское наследство; якобы ее предок имел отношение к тем давним событиям. Я не слишком внимательно слушал, но когда я увидел шкатулку, у меня прямо дыхание перехватило! Я спросил о ее стоимости, а Рамона рассмеялась. Сказала, что она бесценна. Я предложил попробовать оценить шкатулку. Рамона сказала, что это ни к чему, потому что и шкатулка, и все ее драгоценности — семейная реликвия и, пока она жива, они не будут никому проданы. Но чтобы не огорчать меня, она предложила, если мне так любопытно, показать кому-нибудь рисунок — у нее оказался полный список всех этих реликвий. Кстати, с прекрасными, очень подробными иллюстрациями: все в натуральную величину, а некоторые еще и в увеличенном масштабе, чтобы можно было разглядеть все мелкие детали. Цвета абсолютно естественные и за столько лет ничуть не поблекли! Старые мастера, знаете ли, умели…

— Пожалуйста, не отвлекайтесь, — попросил инспектор. — Итак, миссис Дэвис вытащила список из тайника…

— Из тайника? — недоуменно переспросил Шерман. — Я не знаю ни о каком тайнике. Я вообще не думаю, что у Рамоны был тайник. Она была весьма беспечной и оставляла свои драгоценности где попало: в гостиной — в вазочке для конфет, в кабинете — на крышке стола рядом с чернильным прибором, в спальне — среди косметики на туалетном столике…

— Это вы успели узнать за один или два визита?

— О господи! — воскликнул художник. — Ну да, мы всегда встречались в квартире Рамоны, потому что… впрочем, это неважно.

— Потому что в мастерской у вас были свидания с дочерью мясника? — подсказал Найт.

— Какое это имеет значение?! Мы с Рамоной хранили нашу связь в тайне и поэтому встречались в ее квартире! Старались делать это днем, когда ее соседка была на работе. Слушайте, вы просили объяснить, почему я отдал рисунок Симсу, так дайте договорить!

— Прошу прощения, мистер Шерман, продолжайте.

— Рамона дала мне этот самый лист и взяла с меня обещание: никто не должен знать, что шкатулка действительно существует. Попросила говорить, что, дескать, я студент-историк и мне это нужно для учебной работы.

— И вы, конечно, сразу понесли рисунок к ювелиру или скупщику? — спросил Найт.

— Нет, не сразу, — возразил художник. — Какой смысл имело показывать рисунок, если не собираешься продавать оригинал? Я и забыл о нем.

— А после смерти миссис Дэвис смысл появился?

— Ну да. Я ведь уже не был обязан хранить тайну.

Лейтон заерзал на своем стуле и возмущенно засопел.

— Стало быть, шкатулка находится у вас?

— Нет! — горячо воскликнул Шерман. — У меня ее нет! Я лишь выполнял то, о чем мы договорились с Рамоной: попробовать оценить стоимость.

— По вашим словам, миссис Дэвис не собиралась продавать свои ценности. Известно ли вам, как она ими распорядилась на случай своей смерти?

— Известно. Она собиралась оставить все мне.

— Вот как? — заинтересовался Найт.

— Да. Только она не успела. Можете спросить ее поверенного — она не составила завещания!

— Мы уже спрашивали — завещания нет. И тем не менее вы продавали ее драгоценности.

— Только те, что она сама мне подарила! Я имел полное право: они уже были моими.

— Да, в самом деле, — согласился инспектор.

Он выглядел неуверенным, словно сбитым с толку. Шерман явно заметил его состояние, потому что произнес насмешливо-снисходительным тоном:

— Ну что ж, я честно открыл вам свою душу, настежь, можно сказать, распахнул. Между прочим, я рассказал вам даже то, о чем вообще-то мог и умолчать.

— Я это оценил, мистер Шерман. У меня к вам больше вопросов нет.

— Значит, наша приятная беседа окончена? — художник с довольным видом хлопнул себя ладоням по коленям и встал.

— Но мне кажется, вопрос есть у констебля Лейтона.

— Слушаю вас, констебль, — в тоне Шермана прозвучало пренебрежение.

— Я хочу сказать кое-что по поводу медальона, — сдерживая волнение, заговорил стажер. — Мы точно знаем, что миссис Дэвис носила его постоянно и не могла его никому подарить или продать. Получается, что снять его можно было только с ее мертвого тела. А это означает…

Он сделал паузу и, как бы ища поддержки, взглянул на инспектора. Тот одобрительно кивнул, предоставляя помощнику возможность самому произнести решающую фразу:

— А это означает лишь одно: вы были в квартире миссис Дэвис в тот вечер, когда она была убита!

Слова Лейтона произвели эффект, значительно превосходящий ожидания: Брайан Шерман рухнул на стул, руки его безвольно повисли по бокам, а лицо мгновенно приобрело зеленоватый оттенок.

— Вы убили ее? — помолчав, негромко поинтересовался инспектор.

— Господи, конечно, нет! — глаза художника забегали, а по щекам пошли алые пятна. — Как вам такое могло…

— Так что же произошло в тот вечер?

Художник схватился за голову и воскликнул в отчаянии:

— Вы мне не поверите!

— А вы попробуйте рассказать, — спокойно предложил Найт.

— Я действительно был в квартире Рамоны в прошлую субботу, в тот самый вечер…