Искатель, 2003 №5 - Сергей Юрьевич Борисов

Пока Никитин опечатывал комнату, Кочергин задал старику еще один вопрос:

— Судя по полкам, Женя любит детективы, так?

— Он любит, когда торжествует добро и все кончается хорошо.

— В жизни это редкость, — сказал следователь.

Небо было безутешно, заливая город печальными слезами дождя.

На лестнице Кочергин сказал: «Максим нашел его». Его не стали пытать о подробностях, и следователь был рад этому. События влекли его за собой, и он не мог повлиять на их ход. По большому счету от него ничего не зависело и прежде… Он просто шел по чужим следам. Следователь…

«Уазик» выскочил на проспект.

Кочергин взглянул на Путилина и подумал, что тот, видимо, испытывает схожие чувства, что и в нем все застыло в ожидании развязки.

Игорь с мрачным видом смотрел в окно.

Ехать оказалось недалеко. В помпезном здании, выстроенном в «сталинском» стиле — таких в городе имелось с десяток, — было этажей пятнадцать. На балконах мокло белье.

От стены дома отделился Максим. Пока шли к подъезду, он торопливо рассказывал:

— Дрянь она порядочная. Это ведь не он — она его бросила! Он себя пересилил, признался, что после ранения разве что наполовину мужчина. Конечно, понять ее можно. Но могла бы и по-другому в сторону уйти, поделикатнее. Чего ж по живому резать? А она высмеяла.

Шедший за братом Игорь выругался, что было совсем не в его стиле.

— Встретила она его случайно неделю назад. Арефьев ничем себя не выдал, ну, что таит обиду. В общем, то, се, напоследок обмолвился, что ремонтирует лифты, сказал и где — в ДЕЗ. Работает недавно, рекомендуется с самой лучшей стороны, нахвалиться не могут: матчасть списывать пора, а он отладил. В этом доме, на чердаке, у него мастерская. Ночует он там частенько, но в ДЕЗе смотрят на это сквозь пальцы. Главное — трезвый всегда, исполнительный, вежливый. Сейчас Арефьев там, на чердаке. Это точно. За дверью станок работает — слышно.

Лифт остановился на последнем этаже. Лязгнула сетчатая дверь.

Они поднялись еще на один пролет. С трудом разместились на крохотной площадке перед обитой жестью дверцей.

Кочергин постучал.

Тишина.

Кочергин опять постучал — громко, требовательно.

— Арефьев, откройте! Милиция!

За дверью что-то упало. Знакомый стук, так падают табуретки…

Путилин оттеснил следователя, забарабанил изо всех сил.

— Откройте! Женя! Пожалуйста! — Он навалился на дверь, но та даже не шелохнулась.

— Ломайте! — приказал Кочергин.

Максим примерился и ударил ногой чуть ниже замочной скважины.

Дверь распахнулась.

Под потолком висела кукла. Кочергину вдруг стало нехорошо: ему показалось, что кукла дергается в петле. Мгновение спустя он понял, что это человек.

Путилин оттолкнул его, вбежал в мастерскую, схватил Арефьева за ноги, приподнял.

— Режьте! Скорее!

У стены продолжал работать — скрежетать и искрить — старый фрезерный станок.

26

По сводкам, это был первый на сегодня «парашютист». Так в прокуратуре и розыске на профессиональном жаргоне называли удавленников. Михаил Митрофанович Кочергин к подобной терминологии не прибегал никогда.

Домой в этот день он возвращался задолго до вечера, задолго до привычного времени. Очень болели колени. И сердце.

Он шел по мокрым улицам, рассасывал под языком очередную таблетку валидола и вспоминал события этих трех дней, стараясь найти в происшедшем хоть что-то, не отменяющее веры в будущее.

И нашел: слава тебе, Господи, что судьба одного человека по-прежнему волнует и заботит нас.

Потом он спросил себя: будет ли так всегда? И не получил ответа.

А тротуары желтели листьями. Шел дождь.

Ветер срывал со стен предвыборные плакаты.

На ступеньках продовольственного магазина сидел приличного вида мужчина и плакал. Наверное, от безысходности. Вряд ли от радости.

Боб ГРЕЙ

БРАЧНЫЙ ИНТЕРЕС

Этому дню суждено было перевернуть жизнь Джеральда Кризи, хотя начало его не обещало перемен.

Лучи солнца проскользнули сквозь неплотно сдвинутые шторы и разбудили Джерри раньше будильника. На целых пять минут! Он встал, сделал пару вялых движений руками и, завершив «гимнастику», вышел на балкон. Облокотившись о перила, Кризи погрузился в размышления, мрачность которых не могло скрасить даже чудесное июльское утро — с безоблачным небом и нежной зеленью деревьев, умытых ночным дождем.

«Ну почему я был таким дураком? Как позволил себя окрутить?».

Из приоткрытого окна соседней комнаты не доносилось ни звука.

«Спит! А чего ей не спать? Ей же не надо зарабатывать в поте лица».

Он повернулся и направился в ванную, мимоходом так дернув штору, что чуть не сорвал ее с карниза. «У всех нормальных людей жалюзи, а ей шторы подавай», — ворчал он про себя, намыливая щеки.

Покончив с бритьем, он промыл золингеновское лезвие и просюсюкал, передразнивая Китти:

— Жалюзи — это для плебеев.

Ему стало тошно от своего отражения в зеркале. На него смотрел ощерившийся злобный тип. «Нелюбимая жена — та же инфекция», — подумал Джерри.

Пока завтракал, пока выводил машину, пока выбирался тихими улочками на шоссе, он думал о Китти, до жути ясно представляя, как входит к ней в спальню, заносит руку, а солнечный «зайчик» играет на хроме прекрасной немецкой бритвы.

Когда очередной поворот слизнул с зеркала заднего вида последний дом пригорода, где они с Китти жили в окружении столь же обеспеченных людей, он немного успокоился. Да и что проку изводить себя, коли супруги Кризи притянуты друг к другу узами, которые куда крепче брачных, — финансовыми обязательствами.

По мере приближения к университету настроение его улучшалось. Великое дело, когда тебя уважают!

Джеральда Кризи уважали. Улыбчивый, открытый, талантливый преподаватель-химик располагал к себе и коллег, и студентов. Попечительский совет тоже относился к нему прекрасно, связывая с его исследованиями немалые надежды — с такими перспективами вполне можно рассчитывать на государственные субсидии!

День прошел в привычной суматохе. Кризи прочитал две лекции, провел совещание на кафедре и поучаствовал в аналогичном у декана, выслушал доклады ассистентов из лаборатории и дал задание на завтра. К вечеру он чувствовал себя выжатым как лимон. Да еще жара! Хотелось пить. Вот почему по дороге домой Джерри завернул в придорожный ресторанчик «Семь гномов».

Взяв стакан «кока-колы», он рассеянно посмотрел по сторонам и вдруг увидел Лизбет Кемпински из отдела менеджмента. По щекам девушки текли слезы. Джерри оторвался от стойки бара и подошел к столику, над которым, пряча лицо, сутулилась Лизбет.

— Можно присесть?

Кемпински покраснела и кивнула.

— Что-нибудь случилось? — спросил он, опускаясь на стул.

Девушка покачала головой.

— А если честно? — Он положил свою руку