Медвежий край - Дарья Андреевна Кузнецова

– Что-то знаю, спрашивал, – не стал отрицать Сидор. – И впрямь занятные. Они очень интересный народ. Любознательный, к новому открытый, но притом – традиции свои свято блюдут. Взять тот же язык. У нас чаще чужие слова заимствуются, а чукчи – придумывают свои названия, очень редко новые вещи принимают как есть. Или вот ещё забавная история. Они крестятся охотно, да только попы теперь среди них проповеди не больно-то охотно читают.

– Отчего же?

– Поначалу за крещение подарки давали, и они, бывало, у нескольких попов крестились в разных посёлках, смекнув, что делать ничего толком не надо, а доход какой-никакой есть. – Сидор улыбнулся в ответ на искренний смех спутницы. – Отказать-то попы не могут, пытаются привести к Богу язычников, а те и рады. Потом церковники это заметили и прекратили баловать новокрещёных, желающих стало куда меньше, но совсем не перевелись. Для них Создатель становится одним из богов, рядом с Кэрэткуном например, главным богом морей. Они его Тэнантомгын’ называют и разумно полагают, что лишней сверхъестественной защиты не бывает, а раз этот бог добрый и жертв не требует, то почему бы и его не почтить.

– Остроумно! – отсмеявшись, похвалила Антонина. – Представляю, как местные священники на это реагируют! А злые духи? Как их… кэль-эт, так?

И всю дорогу до нужного дома они продолжали обсуждать суеверия коренного народа. Говорил, конечно, Сидор, а Антонина больше слушала и наблюдала за ним, лишний раз убеждаясь: когда надо, Березин умеет не цедить по слову, зря наговаривал на своё красноречие. И складно, и интересно, да и голос у него приятный – глубокий, низкий, тёплый какой-то, слушать и слушать.

Девушка никогда особо не интересовалась фольклором, равно как и религией, и хотя была крещёной, а в гимназии одним из предметов стояло богословие, но вытягивала она его только на «удовлетворительно», а с тех пор позабыла почти всё. Но здесь, на фоне бескрайней тундры, а особенно, наверное, посреди бесконечной суровой зимы, все эти россказни и страшилки приобретали совсем иной окрас, нежели в больших городах. И в воображении Антонины сейчас, как и в воображении местных, оживал весь этот дикий мир, наполненный кэль-эт и животными с человеческими чертами. Легко было представить статного воина-горностая в белых доспехах, подстрелившего на охоте мышь или даже еврашку – суслика. И мухоморный народ, конечно, смешил, но прекрасно мог прятаться под стлаником. А что уж говорить о более значительных, опасных духах! Может, одного из них они и встретили в тундре?

Зачарованная рассказом Сидора, явно любившего и эти края, и эти сказки, Антонина искренне расстроилась, когда они дошли до места, и пообещала себе при первом удачном случае расспросить Березина ещё. И как у них раньше речь не заходила о чём-то подобном! Костенкова про суеверия всякие болтала охотно, но у неё так проникновенно не выходило, да и говорила она о знакомом и привычном по народным сказкам.

Харина новому визиту полицейского исправника тоже не обрадовалась. С прошлой встречи она уже успокоилась и взяла себя в руки, но всё равно выглядела постаревшей и осунувшейся, да и преобразившаяся квартира Оленева добавляла мрачного уныния. Занавешенные полотном зеркала, остановленные стрелки ходиков, звенящая тишина… Было холодно, и даже сам воздух в комнатах, кажется, пах кладбищем.

Антонина поёжилась и невольно подалась ближе к спутнику, пока домработница вела их в гостиную.

– Надеюсь, вы ненадолго? Мне нужно готовиться к похоронам, – прохладно проговорила Харина.

– Это от вас зависит, Елена Антиповна, – отозвался Сидор, жестом предложил спутнице присесть и занял соседнее кресло только после того, как устроились обе женщины. – Зачем вы соврали?

– Не понимаю, о чём вы, – вроде бы уверенно отмахнулась та, но он заметил, как дрогнули губы и пальцы, нервически сжимавшие ткань простого тёмного платья.

– Понимаете, но коль вам угодно, сударыня, я поясню. У вас была связь с Оленевым и шаманом Кунлелю, и вы не предполагали, а точно знали, что последний приходил в тот вечер. Только вас такое положение вещей не устраивало, верно? Доступ к окороку у вас был, что проще – отравить любовника. За мужа заодно отомстить…

Харина, всё больше бледневшая с каждым словом, хотя это с самого начала казалось невозможным, на последнем предположении вскинулась.

– Нет! Воля ваша, верьте или нет, но я никого не убивала! А муж… Кабы он не умер, то меня бы до смерти забил! Я свечку Богородице в благодарность поставила, когда его отпели, через седмицу только опомнилась, глупость свою отмаливать пошла и сумела простить. И то, может, не до конца… Коли впрямь Георгий в том виноват, как болтают, я бы ему руки целовала!

– А врали для чего? – уточнил Сидор.

На слово он ей не верил, но история с местью изначально не выглядела убедительной. Жестокость мужа прекрасно объясняла, отчего вдова совсем не сожалела о его преждевременной кончине и не спешила вредить избавителю.

– А кто бы в таком признался? Вы-то небось в стойбище услыхали, а тут не знал никто. Кунлелю видел, что мне неприятно, и не болтал. – Она опустила взгляд и тут же вскинулась. – Но зла я к ним обоим не держала! Георгий незлой был и одинокий очень, а Кунлелю… ласковый. – Женщина опять смешалась и потупилась. – А теперь обоих не стало…

Сидор несколько мгновений молча разглядывал домработницу, чьи белые щёки расцветил румянец, казавшийся лихорадочным и нездоровым. Она ничего не выигрывала от убийства, а на покойных действительно как будто не злилась. Выходило, смерти эти не только не выгодны ей, а напротив, причинили вред. Лишили и любовников, и спокойной жизни, и отменного по здешним меркам содержания. А уж в отсутствие завещания…

– Кто ещё был вечером?

– Да не знаю я, правду сказала! – горячо заверила Харина. – Кунлелю раньше пришёл, а потом я приготовила еду и ушла спать, ей-богу не вру! – Она размашисто перекрестилась.

– Я не икона, мне божиться не надо, – поморщился Березин. – Но хоть что-то ещё вы о том вечере сказать можете? Хотя бы сколько их было?

– Мне кажется, четверо, – после короткой паузы пробормотала она, потом вновь встрепенулась. – И вот ещё! Они не в карты играть собирались, точно говорю!

– Почему вы так решили?

– Когда играли, они трубки не курили, – убеждённо заявила Харина. – Георгий и Кунлелю оба трубки очень уважали, но в игре не до них, а папиросы если только кто из гостей. А тут окурков не было, зато трубочного табака полно.

– И зачем они могли собираться в противном случае?

– Я не знаю… Не уверена…

– Сударыня, не беспокойтесь. Я верю, что вы не убийца, но неужели вы не хотите помочь нам с поисками? И не обязательно угадывать, если ошибётесь – ничего страшного. Вы одна только можете прямо сейчас пролить свет на это происшествие, а пока мы станем искать всех участников, они и умереть могут.

Он заговорил неуловимо другим тоном, мягче, дружелюбнее, и Антонина затаилась на своём месте, боясь даже дышать слишком громко и сбить настрой то ли ему, то ли домработнице.

И этот человек ещё уверял её в отсутствии у себя красноречия! А сам вон как мёдом растекается!

Мысль вышла завистливой, и Бересклет поспешила отмахнуться и от неё, и от этого ощущения.

– Байки слушать, разговоры разговаривать, пить вот тоже, не без этого… Кунлелю русский знал хорошо, болтал складно. Про духов, про древние времена, а Георгий послушать эти байки любил.

– И кто мог бы быть в этой компании?

Харина задумалась, что-то рассеянно бормоча под