Мы все виноваты - Альберто Васкес-Фигероа

это работает – значит, работало. – Она тяжело вздохнула: – Господи, как я могла знать, что тот рисунок станет началом всех моих бед? Но такова жизнь. А теперь мне пора. Толстый Гитлер никогда не отдыхает.

–Толстый Гитлер? – удивился бразилец. – Кто это?

–Ариэль Шарон, – ответила она. – Разве вы не знали? – И, увидев, что тот молча качает головой, добавила: – Его так зовут, потому что он причинил больше вреда самим евреям, чем Холокост. Разница лишь в том, что тогда многие старались им помочь, а теперь эта расистская тварь добилась того, что даже те, кто тогда им сочувствовал, пересмотрели свои взгляды.

–Нельзя винить весь народ за действия его лидеров.

–В демократиях – можно. Вот в чём их опасность. Я живу в Рамалле и знаю множество честных израильтян, мирных, готовых жить в согласии с палестинцами. Но не забывайте: Израиль – демократия. А это значит, что если Шарон у власти, то большинство это одобряет.

–Если смотреть так…

–А по-другому и не получится. Когда решают голоса – каждый несёт ответственность. И история засвидетельствует, что по меньшей мере половина израильтян поддержала человека, обвиняемого в преступлениях против человечности.

Гаэтано Дердериан понял, что бессмысленно заканчивать столь долгий, деликатный и полезный разговор бессодержательной дискуссией с явно предвзятой женщиной. Он просто протянул ей визитку.

–Благодарю вас за уделённое время. Думаю, ваши слова окажутся очень полезными. Но я всё ещё настаиваю: не стоит цепляться за бессмысленные моральные запреты. Заберите деньги мужа – хотя бы чтобы отдать их в благотворительность. Позвоните по любому из этих номеров и передайте данные моей секретарше. Гарантирую, вы получите назад каждый цент, с процентами… – Он дружелюбно улыбнулся напоследок: – Кстати… вы умеете водить скорую помощь?

ГЛАВА 11

В обед Ваффи Ваад был искренне удивлён, разочарован и даже, можно сказать, подавлен, узнав, что, вопреки его убеждениям, оригинальная идея и предварительное исследование, положенные в основу этого поразительного «Реки Мира», которым он всегда так гордился, принадлежали вовсе не многочисленной команде инженеров всесильной корпорации «Акварио и Орион», а каким-то неизвестным людям, у которых эта корпорация всё отняла – с помощью коррупции и грязных махинаций.

– Это не в моем стиле! – снова и снова сокрушался он, отодвигая в сторону приборы, будто потеряв свой завидный аппетит. – Это совсем не в моем стиле! Я признаю, что без взяток почти ничего не работает, особенно в странах третьего мира, но воровать идеи и патенты – это настоящее подлое преступление. Что сказал Ромен?

– Я пока не смог с ним поговорить. Он в Монте-Карло, но его секретарь сказал мне, что он весь день будет в боксах, потому что послезавтра проходит Гран-при Монако, в котором участвуют его машины.

– Они приедут последними! – немедленно и с презрением прокомментировал он. – Если вообще приедут. Я его предупреждал, когда он сказал, что собирается купить ту развалюху – «гоночную команду». Тратить миллиарды на то, чтобы две пестрые колымаги сошли с трассы на пятом круге или у них взорвался мотор на девятом – по-моему, это глупость, недостойная человека с каплей здравого смысла. – Он положил салфетку на стол, как будто этим хотел дать понять, что больше и кусочка не съест, и с какой-то грубостью воскликнул: – Хорошо! Чем раньше узнаем правду – тем лучше. Через час мы с вами вылетаем в Ниццу. Я хочу, чтобы Ромен объяснил всё лицом к лицу, без увёрток. – Он лукаво улыбнулся и добавил: – Заодно насладимся гонкой с палубы его яхты – она стоит в лучшем месте порта – и увидим Наиму, а это всегда приятно. Ты её знаешь? – При лёгком кивке собеседника он почти прошептал: – В таком случае мне нечего тебе объяснять. А если бы не знал – всё равно не смог бы объяснить.

Реактивный самолёт с логотипом A & O взлетел из Аммана, двадцать минут спустя приземлился в Акабе, где на борт поднялись два его единственных пассажира, и сразу взял курс на Ниццу.

Они прибыли на закате, переночевали в элегантном и аристократичном отеле Negresco, а на следующее утро перебрались на Аквариус – роскошное судно почти в пятьдесят метров длиной, пришвартованное прямо напротив линии старта и финиша автомобилей, которые на следующий день должны были участвовать в самом знаменитом автогонке мира.

Однако поговорить с владельцем яхты удалось только к вечеру, когда он появился в механическом комбинезоне, весь в масле, и счастливый, как ребёнок, который целый день играл с новой игрушкой.

Он обнял дубайца с очевидной теплотой, пожал руку Гаэтано Дердериану, не заботясь о том, что испачкает её, и поднял палец в знак предостережения:

– Не хочу слышать плохих новостей! – воскликнул он. – По крайней мере, до ужина, потому что я зарезервировал столик в Chez Tetou, и ничто не должно испортить мою буйабес с лобстером.

Ужин действительно оказался незабываемым – не только из-за атмосферы, последней недели мая, накануне гран-при, когда в Монте-Карло съезжаются самые богатые люди и самые эффектные женщины, и даже не только из-за превосходной кухни знаменитого ресторана, но прежде всего потому, что за столом главенствовала Наима Фонсека, чьего присутствия было достаточно, чтобы любой уголок превратился в филиал рая.

Густая и неповторимая рыбная похлёбка, отличное вино, разнообразные компоты, крепкий и ароматный кофе и выдержанный коньяк, подаваемые в нескольких метрах от спокойной воды, отражающей луну, навевали мысль, что это – единственный настоящий мир, а голод, нищета, рабство, войны и ненависть – всего лишь выдумки злобных и больных умов.

Смех, разговоры, мужчины и женщины, будто источающие богатство из каждой поры, шёлка, драгоценности, кинозвёзды, приехавшие с фестиваля в Каннах, роскошные машины за стеклянной стеной – одним словом, сияющая улыбка жизни для тех, кто не желал заглядывать за её фасад.

А над всем этим – Наима Фонсека.

Всегда Наима Фонсека – её лицо, её тело, её волосы и аромат казались воплощением всего лучшего, что может предложить жизнь.

После кофе, воспользовавшись моментом, когда её муж обсуждал с одним из гонщиков технические детали, венесуэлка обратилась к Гаэтано Дердериану в доверительном тоне:

– Помните, я просила вас исключить меня из списка подозреваемых? – Когда тот молча кивнул, она добавила: – Так вот, теперь советую снова меня туда включить.

– Почему?

– Потому что Ромен отменил наш добрачный договор и назначил меня своей главной наследницей. Если с ним что-то случится, я буду самой большой выгодоприобретательницей.

– Не думаю, что это что-то меняет.

– Уверены? Вы представляете, сколько школ, больниц и приютов можно построить на его деньги?

– Полагаю, много.

– Много, действительно.