Закон навязанных обстоятельств - Юлия Ефимова

– Но мы там уже были, ты что такой нудный? Не было убийств больше, какие были, тебе не понравились, кто виноват, что ты такой привереда. – Юлий прямо чувствовал, как ему становилось легче.

– А ты не про убийства спрашивай, а все смерти – и естественные, и от несчастных случаев.

– И всё, ну так бы сразу и сказал, – зевнул Юлий. – Тогда я еще полчасика, и в душ.

– Нет, не всё. Вот – третья открытка. Ее координаты здесь, это ресторан. В нем примерно четырнадцатого ноября должен был погибнуть чревоугодник. И четвертая открытка, где охотник блудницу не пожалел, это больница. Мне нужно знать, двадцать первого ноября, когда открытку подбросили на рынке, были ли в этой больнице какие-нибудь происшествия?

– Вас понял, – сказал Юлий. – Можно в душ?

– Нет, – отрезал Эрик. – За поворотом тебя ждет Нина, я попросил ее ждать там, чтоб не вызывать вопросов у представителей правопорядка, их сегодня опять полный дом. Съезди сначала в полицию, потом по точкам и уж потом в душ.

– Нецелесообразно, – вздохнул Юлий. – Люди будут от меня шарахаться.

– А ты подключи свою коммуникабельность. Ты забыл, ты жутко обаятельный, тебе бабуля говорила.

– Думаешь? – недоверчиво спросил Юлий.

– Уверен. Поторопись, через четыре дня придет еще одна открытка, а мы на месте стоим, нет, не так, мы сейчас сделали два шага назад, теперь у нас еще есть снеговик, и мне очень нужны все факты.

– Мне очень льстит, что ты в меня веришь, вот я даже проникся к тебе за это, – говорил Юлий, умываясь в ванне, по-прежнему не снимая свой пуховик. – Но вот мне кажется, ты всё же переоцениваешь мои способности. Даже бабулечка в меня так не верила.

Но ответа не последовало, а когда Юлий вновь вернулся в комнату, там уже никого не было.

23 января 1920 года

Охотничий домик иркутского губернатора

Они жили здесь так, словно и не было войны, в единственной обжитой комнате усадьбы они топили камин, варили нехитрую еду и упивались своим счастьем.

Андрей не видел сейчас в Номине никаких недостатков, для него она была ангелом, спустившимся с небес.

– Я всегда думал, – говорил он, поправляя непослушную прядь на ее голове, – что ангелы должны быть белокурыми и голубоглазыми, а ты мой темный ангел. Нет, не черный, а именно темный. Ты ангел ночи.

Он сказал и тут же покраснел, потому что получилось несколько двусмысленно, и Андрей побоялся, что Номина обидится, но она лишь крепче прижималась к своему любимому, утыкаясь в него носом, словно стараясь впитать его запах навсегда.

Вдруг в дверь большой комнаты постучали. Они оба вздрогнули, потому что забыли, что кроме них на этой земле есть кто-то еще.

Когда Андрей оделся и вышел, за дверью стоял старый мичман и переминался с ноги на ногу.

– Плохи наши дела, Андрюха, – сказал он ему, закуривая старую трубку. – Адмирала в Иркутске чехи сдали управляющему городом эсеровскому «Политцентру».

– Откуда знаешь? – спросил Андрей. Ему вдруг стало очень стыдно, что он, русский офицер, вдруг забыл себя и наслаждается здесь какими-то глупостями, в то время как идет война.

– На станции сейчас был, с солдатом разговаривал, дезертиром он из Иркутска ехал. Говорит, его и премьер-министра Пепелева поместили под арест, – вздохнул мичман.

– Ну это же эсеры, не красные, – попытался увидеть хоть какую-то надежду Андрей.

– Все сначала так и подумали, это было на прошлой неделе, пятнадцатого, а вот два дня назад Политцентр передал власть в городе военно-революционному комитету большевиков вместе с сидящим в застенках Колчаком, – сказал мичман, опять тяжело вздохнув. – Ты бы брал свою девчонку, да бежал бы отсюда, не ровен час и в нашу глушь придет красная армия, и тогда никто твоим рваным штанам не поверит, у тебя на лице написано, что ты офицер.

Андрей взглянул на свои и правда рваные штаны, и кровь прилила к голове.

– Я прятаться не буду, пойду в Иркутск, примкну к нашим, – сказал он и стал снимать с себя брезгливо одежду, как что-то инородное.

– Ну, в Иркутск соваться не стоит, говорят, на выручку ему идет армия генерала Каппеля, – предостерег его мичман. – Тот солдат тоже решил к ним присоединиться. Кстати, он еще на станции сидит, вдвоем вам будет сподручнее найти их.

Когда Андрей вернулся в комнату, Номина сидела на диване и плакала.

– Ты что? – он подошел к ней и стал вытирать слезы. – Я вернусь за тобой. Обещаю, вернусь. У нас родится мальчик и девочка. Мальчик будет похож на тебя, а девочка на меня.

– Почему? – через слезы спросила Номина.

– Потому что примета такая есть: если мальчик похож на маму, а девочка на папу, то они обязательно будут счастливыми. Слышишь меня, обязательно. Мы с тобой тоже будем счастливы. Я отвезу тебя в свой город. Ты была в Петербурге? Нет? Вот видишь, я покажу тебе его. Нет города красивее на свете. У меня чудесные родители, сейчас они за границей, но как только война закончится, они тут же вернутся. Я тебя обязательно с ними познакомлю, и мы поженимся. Ты только дождись меня, слышишь, только дождись!

– Я не подхожу тебе, я не понравлюсь твоим родителям, – сказала Номина. – Они тебе не разрешат на мне жениться.

– А мне не нужно ничье разрешение, – говорил Андрей уверенно, – слышишь? Я сам решаю, на ком жениться, в конце концов, на дворе двадцатый год двадцатого века, все эти условности, они уже не имеют значения.

– Би шамда дуратайб, – сказала Номина и, вспомнив, что ее любимый не знает бурятского языка, тут же перевела: – Я люблю тебя.

– И я тебя, – сказал Андрей. Пока они разговаривали, он достал свою форму, надел ее и уже стоял в дверях. – Дождись меня здесь, мичман за тобой присмотрит.

Он уже хотел выходить, как ему на глаза попался мешок, который доверил ему Колчак, и досада резанула грудь.

– Как же я забыл. Что делать-то? – сокрушался он вслух, но, взглянув еще раз на любимую, решился. Андрей сел перед Номиной на колени и, глядя в глаза, стал медленно, словно бы пытаясь заставить ее запомнить каждое слово, говорить: – Слушай меня внимательно, этот мешок – это важная ценность России, мне дали его на сохранность. Могу ли я доверять тебе как себе?

– Конечно, – сказала Номина тихо.

– Ты должна его хранить, пока я не вернусь. Хранить, как и нашу любовь, не разрешая никому к нему даже дотрагиваться. Слышишь, никому. Этот мешок, эта тайна должна быть только, между нами. Обещаешь?

– Обещаю, – кивнула Номина. – Ты