Неупокоенные кости - Лорет Энн Уайт

* * *

Фейт мысленно перевернула несколько страниц, одновременно погружая грязную чашку в миску с теплой мыльной водой.

* * *

Вчера ночью я снова видела его у нашего дома. Было очень темно, и шел дождь. В два часа ночи я проснулась, как от толчка. Выбравшись из постели, осторожно выглянула в окно. Фонарь в конце нашей улицы не работал, но я все же разглядела его коричневую машину. Он припарковался на другой стороне улицы, чтобы было удобнее наблюдать за моим окном. Не знаю, заметил ли он, как я выглядываю, или нет, но он завел мотор и уехал. А позавчера я видела, как он медленно ехал за мной в своей машине, пока я шла из школы домой. Впрочем, ручаться не могу, потому что он был слишком далеко, к тому же таких коричневых машин в городе полно. Это очень распространенная модель.

* * *

Фейт положила кружку на сушилку. Она вовсе не была уверена, что «он» из этого отрывка был тем самым ГШ из пончиковой. Следующая запись, однако, пугала еще сильнее.

* * *

Даже не знаю, что мне делать! Нужно придумать какой-то выход. Иногда мне хочется поговорить со Все-Наоборот, признаться ей, но я боюсь. Гораздо проще делать вид, будто злюсь на нее, потому что, если я все ей расскажу, она больше никогда не будет думать обо мне как сейчас. И дружить со мной тоже не будет. А еще я боюсь, что об этом станет известно другим, потому что секрет только тогда секрет, когда его не знает никто, кроме тебя. Или, может, мне страшно говорить со Все-Наоборот, потому что тогда весь этот кошмар покажется еще реальнее, чем есть на самом деле.

Не хочу, чтобы это было реальным. Не хочу! Но одной мне не справиться. Мне очень нужна помощь, но я не знаю, к кому обратиться – ведь даже ближайшей подруге страшно рассказывать! В целом мире нет ни одной живой души, с кем я могла бы поделиться и попросить поддержки. Впрочем, один человек все-таки есть… Это КВ.

КВ другой. Он подмечает то, что не видят остальные. Думаю, КВ догадывается. Он, конечно, никогда не говорил этого вслух, но я чувствую, что он меня понимает. Как-то он прямо сказал: если мне что-то понадобится, я могу обратиться к нему, и он постарается помочь. В другой раз он сказал, что увезет меня, если я захочу. Быть может, мне действительно придется с ним уехать. А если я уеду, то смогу не возвращаться. Никогда. Но я боюсь уезжать из-за Пышки. Пока я здесь, она в безопасности, но, если меня не будет…

В общем, не знаю, что делать. НЕЗНАЮ НЕЗНАЮ НЕЗНАЮ НЕЗНАЮ НЕЗНАЮ! Если ОН пронюхает… Нет, лучше не надо, потому что, я думаю, ОН может меня УБИТЬ!

* * *

Следующий отрывок, который вспомнила Фейт, был коротким. И единственным на странице. Судя по дате, сестра сделала эту запись всего за две недели до исчезновения.

Глаза Фейт наполнились слезами. Слезы повисли на ресницах, и она несколько раз моргнула, чтобы их стряхнуть, а потом вытерла нос рукавом, потому что на руках у нее были хозяйственные перчатки – мокрые и все в мыльной пене. Отрывок, который ей вспомнился, был в дневнике едва ли не самым последним.

* * *

НЕНАВИЖУ ЕГО! НЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУ! ОН ЧУДОВИЩЕ! МОНСТР, КОТОРЫЙ ПОСТОЯННО СЛЕДИТ ЗА МНОЙ. ПОДСТЕРЕГАЕТ. Я УЕДУ. УЕДУ И БУДЬ ЧТО БУДЕТ. НЕНАВИЖУ ЕГО. ЗАЧЕМ ОН ВСЕ ВРЕМЯ СЛЕДИТ ЗА МНОЙ? ЖАЛЬ, ЧТО Я НЕ МОГУ ЕГО УБИТЬ!

* * *

Фейт положила на сушилку вилку и нож. Ее сердце отчаянно стучало, словно она только что во весь дух пробежала стометровку. Воздуха не хватало, и она испугалась, что с ней может случиться сердечный приступ. Врач много раз говорил: необходимо следить за давлением и уровнем холестерина в крови, иначе начнется тромбоз. Пора успокоиться… Расслабиться. Ей нужно жить спокойной жизнью без стрессов и волнений. И маме тоже.

Нет, решила Фейт немного погодя, не станет она передавать дневник сестры полиции. Все-таки не станет. Сейчас в этом определенно не будет никакого толка, а вот вред может выйти немалый. К тому же это, наверное, вовсе не останки ее сестры. Лучше считать, что под часовней похоронили какую-то другую девушку в высоких сапогах на танкетке, и, если им с мамой очень повезет, так оно в конце концов и выйдет. Пора положить конец этому мучению, этому ожиданию. Она сожжет дневник. Тогда, быть может, призрак сестры и все, что связано с памятью о ней, покинет наконец этот дом, вылетев в каминную трубу вместе с горьким горячим дымом.

Джейн

Джейн и Дункан попрощались на залитой дождем и затянутой туманом университетской парковке, и Дункан пошел к своей машине, стоявшей в дальнем конце. Ему нужно было торопиться на встречу с управляющим курорта «Хемлок», у которого он надеялся получить сколько-нибудь внятные сведения по истории часовни. Джейн как раз собиралась открыть машину, когда зазвонил ее мобильник.

Сняв машину с сигнализации, она ответила на звонок.

– Это Тэнк, сержант. Вы просили найти контактные данные того типа, Глюклиха, который работал на лыжной базе ночным сторожем. Сейчас ему уже за семьдесят, и он живет в комплексе для престарелых под названием «Тенистые папоротники». Расположен в Бернаби, чуть в стороне от шоссе Лоухид.

Поблагодарив Тэнка, Джейн бросила взгляд на часы. Пожалуй, есть время заехать к этому Глюклиху. Она потянулась к ручке дверцы, когда позади раздался громкий мужской голос:

– Джейн?

На мгновение она замерла. Этот глубокий и звучный голос можно было узнать где угодно. В сознании всплыли непрошеные воспоминания, и она крепче стиснула зубы. Через секунду Джейн уже владела собой. Выпустив дверную ручку, она медленно повернулась. Ноа.

Он двинулся ей навстречу. Небрежная, но уверенная походка. Черное шерстяное пальто, ставшее его фирменным знаком. Черные волосы. Черные глаза, устремленные прямо на нее.

Ноа Готье всегда выглядел очень внушительно, подавляя окружающих одним своим видом. И дело было не в каких-то особенностях телосложения и даже не в том, как непринужденно он чувствовал себя в любой обстановке. Дело было в его мастерстве психолога-практика. В интересе, который он вызывал, где бы ни появился. Всем хотелось знать, каков этот человек, с легкостью читающий мысли и побуждения самых испорченных, извращенных психопатов и зарабатывающий на жизнь тем, что выслеживает их на темных кривых тропах их