Клан - Кармен Мола

– Сейчас, как вы видите, помещение пустое, но обычно здесь работают люди. Там, дальше, находятся залы для проведения вскрытий: студенты приходят сюда на практику или следят за работой преподавателей по монитору… Идемте со мной.

Они вошли в огромную комнату, полную громоздких морозильных камер, похожих на те, что могли бы стоять в любом доме, только куда внушительнее. Профессор Чаварриас открыл одну из них.

– Здесь находятся уже использованные тела. Когда они становятся непригодными, их кремируют.

Ордуньо не мог так буднично относиться к смерти. В камере лежало несколько трупов, и невозможно было понять, целые они или среди них есть отделенные от тел руки, головы и ноги. Кожа мертвецов имела желтый, восковой оттенок. Раздутые вены хорошо просматривались – возможно, из-за тех жидкостей, которые, по словам Чаварриаса, в них вливали. Ордуньо пытался убедить себя, что это всего лишь безжизненные тела, что в них не заключено страдание, но лишенные глаз лица, обнаженные переплетения мышц внушали все что угодно, кроме покоя.

– Загадка находится в холодильном зале.

Профессор отвел Ордуньо в следующий зал с искусственно поддерживаемой температурой в минус десять градусов. Стены были уставлены металлическими стеллажами, и в каждом хранился труп в специальном мешке. Чаварриас подвез тележку к одной из секций, выдвинул поддон с телом и переместил его на расположенный в центре зала стол.

– Согласно реестру, на факультете хранится двести двенадцать трупов, но на самом деле это не так. Их двести семнадцать. Пять тел не имеют ни входной метки, ни идентификационной записи. Это один из них.

Чаварриас расстегнул мешок, и Ордуньо увидел труп. Помимо того что речь шла о мужчине, он не смог бы добавить никаких деталей. Только несколько разрезов длиной не менее десяти сантиметров в районе живота заставили его предположить, что на мертвеце практиковались студенты.

– Этот труп никогда не использовался в зале вскрытий. Ни этот, ни остальные четыре. Без идентификации это невозможно. Так что раны он получил при жизни.

Казалось, что лицо трупа вылеплено из коричневого, почти черного пластилина и специально так тщательно сглажено, чтобы его черты выглядели более мягкими. Между приоткрытыми губами виднелись поразительно белые зубы.

– У вас есть какие-то соображения насчет того, как эти трупы могли сюда попасть?

– Я уже сказал Рентеро: никаких. Об этом человеке я скажу вам только то, что на момент смерти ему было примерно двадцать два года и что, скорее всего, он выходец из стран так называемой Черной Африки.

Глава 21

Внедорожник Тома остановился на обочине шоссе, всего в сотне метров от трухлявых бараков. Здесь пролегала своего рода ничейная земля, занятая только мусором, но Сарате знал, что дальше Том не поедет. Тот каждый день оставлял его на этом месте, когда он отправлялся бродить по Уэст-Пойнту в поисках Мосеса Ка, хотя сегодня все было по-другому. Солнце уже садилось, и никогда прежде Сарате не отваживался ночью посещать этот район, где в трущобах проживало не менее восьмидесяти тысяч человек. И никогда еще он не ходил туда с пистолетом. Это был австрийский «Глок-18», убивший, судя по виду, немало народу, – его за сотню долларов купил для Сарате Том. К тому времени Анхель уже понял, что жизнь в Уэст-Пойнте почти ничего не стоит и что, отправляясь ночью в этот мир нищеты, наркотиков и экскрементов, разумнее прихватить с собой ствол.

Его попытки отыскать Мосеса Ка пока не увенчались успехом. Дурацкая самоуверенность европейца заставила его наивно вообразить, что сориентироваться в этом нищенском районе будет не сложнее, чем в аналогичных районах Мадрида, например в Каньяда-Реаль, но Уэст-Пойнт оказался другим. Он отличался от всего, что Сарате повидал на своем веку.

Район возник на куске отвоеванной у моря суши. В сороковых годах двадцатого века во время осушительных работ в порту Монровии здесь образовалась песчаная коса, которой очень скоро воспользовались самые нуждающиеся слои населения, чтобы застроить ее своими хлипкими жилищами. В какой-нибудь другой столице мира в таком удачном месте, расположенном между центром города и морем, власти укрепили бы почву и возвели бы фешенебельный квартал с набережной, террасами и роскошными зданиями с видом на Атлантический океан… Но здесь царили только грязь и нищета, а берег напоминал гигантскую помойку, где беднейшие из бедных устраивались во время отлива, чтобы во время прилива наблюдать, как вода уносит все. Океан стремился отвоевать потерянное пространство, и мало-помалу ему это удавалось: каждый год население Уэст-Пойнта росло, а территория сокращалась. Еще совсем недавно здесь зафиксировали самый высокий уровень заболеваемости эболой на всем Африканском континенте, а значит, и в мире. Эпидемия закончилась, но никто не ждал улучшений: на косе свирепствовали холера и туберкулез, не было чистой питьевой воды, а такие болезни, как СПИД, продолжали косить ее обитателей без разбора: рыбаков, уличных торговцев, попрошаек, преступников, проституток, беспризорных детей – забытых жертв одиннадцатилетней гражданской войны, однажды попавших в этот свинарник и превратившихся в пленников наркотических препаратов и собственных воспоминаний.

Сарате несколько дней привыкал к тошнотворному запаху трущоб. Он исходил не только от мусора, скопившегося среди моря пластика и отходов. Люди справляли нужду там, где она их заставала, и ходить по экскрементам и моче приходилось и на пляже, и в узких проулках, иногда настолько щелевидных, что в них едва мог протиснуться человек, но именно они и составляли географию Уэст-Пойнта. В одном из таких лабиринтов Сарате однажды потерялся. Он спросил какого-то мальчишку о Мосесе Ка, и тот указал ему на окрашенную в синий цвет хибару. Мальчишке было лет десять, не больше, он сидел в грязи посреди улицы и курил что-то вроде клея или крэка. Его зрачки сузились до размера булавочной головки. Сарате совершил ошибку, поверив этому ребенку. В хижине его окружили несколько либерийцев, некоторые – еще подростки. Один из них, бритоголовый, в трещавшей на его бицепсах футболке «Манчестер Сити», навел на Сарате пистолет. На корявом английском он сообщил, что его зовут Кива и что, если Сарате не даст им денег, они убьют его на месте. Сарате знал, что парень не блефует. Он обшарил все карманы и отдал им триста долларов, но пока Кива их считал, рывком распахнул дверь и бросился бежать по лабиринту переулков. Если бы он этого не сделал, то Кива взял бы его в плен или заставил идти в гостиницу за остальными деньгами, и так до тех пор, пока не вытянул бы из него все, да и то при условии, что, заскучав, не убил бы его раньше.