Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

говорят, — сказал Жуковский, — что наша страна приходит в упадок. Они говорят, что нас лишили сил. Они говорят, что огонь выбили из наших внутренностей».

Он посмотрел на них, посмотрел им в глаза и ничего не увидел.

Он потратил месяцы, чтобы измотать их.

Их пытали.

С ними обращались жестоко.

А когда эта миссия будет выполнена, их перережут, как скот.

Они уже наслушались его слов.

Пришло время отдать приказ.

«Ладно, ребята, — сказал он. — Мне нужна тысяча трупов на улицах этой деревни. Мужчин, женщин, детей. Никакой пощады. Вы меня понимаете?»

Они отдали честь, но не дали никакого представления о состоянии своих мыслей.

«Мне всё равно, кого вы убьёте, — сказал он. — Просто разложите их по полкам. Тысяча трупов».

Он посмотрел на Прохнова и понял, что теперь, когда время пришло, даже он выглядел бледным. Резня – дело непростое. Тактически это было похоже на стрельбу по рыбе в бочке, но психологически это играло с людьми в игре.

У Прохнова был такой вид, будто он только что увидел привидение, а сигарета, висевшая у него во рту, упала на землю недокуренной.

«Окружите город, — сказал Жуковский. — Начните с окраин и продвигайтесь к центру. К тому времени, как вы доберётесь туда, на площади будет толпа».

Он посмотрел на мужчин и попытался понять их мысли.

Выполнят ли они приказ?

Сделают ли они это?

«Браво, объезжай деревню и подходи с запада. Перекрой дорогу на Лиепну. Ни одна машина не проедет. Слышишь? Используй гранатомёты, чтобы перекрыть дорогу, если понадобится. Чарли, разделись и займи север и юг. Я хочу, чтобы Плешова и лесная дорога были отрезаны».

Он посмотрел на немца.

«Прохнов, мы с тобой пойдём с востока. Отнесись к этому как к спорту. Тебе так будет легче».

Прохнов слабо кивнул.

«Никому не входить, пока не услышите выстрелы», — сказал он.

Руководители команд ждали с побледневшими лицами, не дрогнув.

«Иди», — сказал Жуковский.

Мужчины развернулись и пошли пешком вниз по склону к деревне.

Они действовали в условиях полной радиотишины, но операция была настолько простой, что это не имело значения.

Жуковский проводил их взглядом, а затем повернулся к Прохнову.

«Прохнов, — сказал Жуковский, — с тобой все в порядке?»

Прохнов непонимающе посмотрел на него.

«Я думал, у немца живот покрепче».

«Людей очень много, — сказал Прохнов. — Я не был готов».

«Это пустяк, — сказал Жуковский. — Капля в море. Во времена твоего деда это проделали бы десять раз, не моргнув глазом».

«Наверное, сегодня не день моего дедушки», — сказал Прохнов.

«Чепуха, — сказал Жуковский. — Каждый день — как через день. Неважно. Одно и то же небо. Одно и то же солнце и луна. Одни и те же бесы в сердцах людей».

«Не знаю», — сказал Прохнов. «Я думал, что знаю, но теперь, когда это произошло, я уже не знаю».

«Чепуха, — сказал Жуковский. — Оставайтесь со мной. Я покажу вам, как это делается».

Прохнов ничего не сказал.

Солнце освещало верхушки деревьев, и Жуковский видел, как деревня оживает. Он закурил и протянул пачку Прохнову.

Прохнов взял одну, а Жуковский закурил.

Они курили молча.

Остальным командам не потребовалось много времени, чтобы занять позиции. Жуковский докурил сигарету и пошёл вниз по склону к ближайшей ферме.

Он первым откроет огонь, и его выстрел станет сигналом к началу убийства.

Всё это заняло бы не больше тридцати минут. Убить тысячу человек, когда они лежали перед тобой голыми, оказалось на удивление легко.

Он оглянулся через плечо и увидел, что Прохнов его не преследует.

«Эй, Герман», — крикнул он в ответ.

Прохнов ничего не сказал.

«Ты не пойдешь?»

75

Прохнов чувствовал себя так, будто его ноги приросли к земле. Он знал, что должен последовать за Жуковским. Он знал, что будет вечно жалеть об этом, если не сделает этого.

Он не был каким-то наемником, солдатом удачи, сражающимся за тех, кто больше заплатит.

Он был истинно верующим.

Он верил в то, что здесь сегодня делалось, и знал, что это необходимо.

Он верил, что если всё пойдёт по плану, это изменит мир. Как и первые восстания Коммунистической революции.

Ничто не менялось без пролития крови. Кровь невинных орошала почву истории.

И все же он не мог пошевелиться.

«Ну же, — крикнул Жуковский. — Я никогда не считал тебя немецким трусом».

Но даже это не заставило Прохнова пошевелиться. Он был человеком, который убил больше людей, чем мог сосчитать, но когда раздались первые выстрелы, он вздрогнул.

Его глаза наполнились слезами.

И дело было не в холоде.

Он наблюдал за всем, что можно было увидеть: за тем, как солдаты из других команд входили в деревню, заходили в дома.

В домах уже зажигался свет. Люди вставали. Из труб выходили тонкие струйки дыма и поднимались в воздух.

неподвижное небо.

Некоторые люди уже были на дорогах, в полях или на площади в центре города.

Выстрелы начались с прерывистых импульсов, похожих на звук запуска двигателя старого мотоцикла.

Одно ружье.

Жуковского.

Он использовал пистолет-пулемёт. Он стрелял девятимиллиметровыми пулями, словно вода из садового шланга.

И тут в ход пошли остальные орудия.

А потом граната.

А потом крики.

Сначала он услышал крик только одной женщины. По голосу он понял, что она пожилая. Она находилась в ближайшем из фермерских домов, в том самом, куда зашёл Жуковский.

И едва начав, она тут же остановилась.

Ее крик ознаменовал начало, стал предвестником, и через несколько секунд со всех концов деревни послышались еще сотни криков.

Крики и автоматные очереди прерывались периодическими взрывами, вызванными гранатомётом, а однажды – выстрелом из «Карла Густава» по машине, пытавшейся скрыться. Снаряд прорезал бок машины, словно нож, и пассажиры выползали, словно жертвы напалма.

Вдвоём они без труда достигли бы жуткой квоты Жуковского в тысячу трупов. Люди выбегали на улицы, на пути солдат, словно надеясь их спасти. Даже если бы они хотели быть расстрелянными, это было бы проще.

Прохнов никогда бы не предположил, что в таких скромных домах живет так много людей.

Он видел, как целая семья — мужчина, женщина и четверо детей — погибла в едином огненном клубе.

Он увидел, как сзади на одну из команд набросились трое мужчин. Они были всего в десяти футах от ближайшего солдата, когда он, почти неторопливо обернувшись, сразил их.

По мере того, как солдаты продвигались по главной улице, становилось ясно, что происходит эффект концентрации.