Смерть в прямом эфире - Найо Марш

Поверх аккуратно сложенных вещей лежала мятая пятифунтовая банкнота.

В начале поездки, когда миссис Фортескью открывала несессер, там безусловно не было небрежно засунутой пятерки. Герси схватила деньги, затолкала в свою сумочку, закрыла несессер и откинулась на спинку дивана, коротко и часто дыша и прикрыв глаза.

Миссис Фортескью вернулась раскрасневшейся до алого румянца. Ее била нервная дрожь. Она поглядывала на свой несессер, не в силах решить, открывать его или нет. Герси готова была провалиться сквозь землю.

Остаток пути превратился в кошмар. Спутницы тщетно пытались читать или дремать. Если Герси когда-либо и угадывала неладное по выражению лица, то на челе миссис Фортескью ее вина была написана крупными буквами.

«Я должна призвать ее к ответу, – подумала Герси, – но я не осмелюсь. Я гусыня и трусиха, да и пятерку свою я же забрала».

Поезд уже подъезжал к Данидину. Герси собрала свои вещи, когда миссис Фортескью вдруг открыла несессер. Пару секунд она просто смотрела внутрь, затем перевела взгляд на Герси и трижды открыла и закрыла рот. Поезд, дернувшись, остановился, и Герси сбежала.

Старая подруга встретила ее со всем радушием. Когда они сидели в машине, она сказала:

– Чуть не забыла! Тебе телеграмма.

Телеграмма оказалась от Гарольда.

«Ты забыла свою пятерку зпт моя любимая разиня тчк Гарольд»

Развязка истории, как обычно, была встречена раскатистым хохотом. Гарольд добавил заключительный пассаж:

– Адреса миссис Икс Герси не знала и уже ничего не могла поделать. И до сего дня миссис Икс думает, что Герси приделала ноги ее пятерке!

Герси, кипя в душе, изобразила робкую овечку, как и ожидал от нее Гарольд. Но тут откуда-то из задних рядов слушателей раздался вопль.

Кричала женщина – подобный ор можно услышать во время потасовки на футбольном поле. Она лихорадочно оглядела собравшихся, увидела Герси и направилась к ней.

– Наконец-то, наконец-то! – повторяла дама. – Спустя столько лет!

Это была миссис Фортескью.

– Это действительно была ваша пятерка! – выпалила она. – Все произошло в Ашбертоне, когда я присматривала за сумками. Ваша, ваша!

Она повернулась к Гарольду.

– Это все вы виноваты! – заявила она, ко всеобщему изумлению. – И я, конечно, тоже. – Она вновь обратилась к Герси: – Я чудовищно любопытна. Это сильнее меня, я не могу с собой совладать. Я… не удержалась. Я заглянула в ваш паспорт, рассмотрела вещи. Моя собственная сумка стояла открытая у меня на коленях. И тут поезд дернулся, как при замыкании-размыкании, и обе сумки перевернулись. А в окно я увидела вас! – Запыхавшись, миссис Фортескью зачастила на вдохе: – Вы возвращались с чашками этого ужасного кофе! Я начала судорожно запихивать вещи обратно, и на полу осталась пятерка. Но у меня с собой тоже было пять фунтов, и я подумала, что деньги мои. В сумку убирать времени не было, вот я и сунула их в несессер. И только когда я платила за ланч в Оамару, я нашла собственную пятерку в кармашке сумки!

– Господи! – только и вымолвил Гарольд.

– Я не смогла заставить себя признаться. Я ждала, что вы оставите мне свою сумку, когда пойдете в туалет, и я подложу деньги обратно. Но вы не отлучались. А в Данидине я заглянула в несессер, а пятерки-то и нет. И я поняла, что вы знаете…

И она крикнула Гарольду:

– Наверняка вы оставили на комоде две пятерки!

– Да! – закричала и Герси. – Так и было, так и было! Там лежали две пятерки. Вторую ты выложил разменять!

– Так почему ты не сказала мне раньше? – загремел Гарольд.

– Забыла! Ты же сам знаешь, – добавила Герси с торжествующим блеском в глазах, – и всегда повторяешь: когда дело касается денег, твоя жена – глупая гусыня.

Морпорк

В свое последнее утро Кейли Бриджмен проснулся от запаха брезента и обещания знойного дня. Медососы9 роняли две свои пронзительные рассветные ноты в утреннюю прохладу. Плодоядный голубь кереру, хлопая крыльями, опустился на распорку палатки. Кейли вылез наружу. Буковый куст, проступивший из ночного мрака, был окутан туманом. Журчанье ближнего ручья и гул отдаленной Вайнуи, тяжело ворочавшей увесистые булыжники, заполняли паузы в птичьем пении. Сквозь густую листву Кейли разглядел на другом берегу два лендровера и четыре палатки: жены, пасынка, чучельника Дэвида Уингфилда – и Соломона Госса. Госса, с которым он окончательно раззнакомился.

Честно говоря, Кейли Бриджмен ни с кем из них не ладил, но его это не волновало. Свою супругу он давно списал в пустышки. У них не было ничего общего. Ее не интересовало птичье пение.

– Тин-дин, – выговаривали медососы.

Сегодня, если все сложится удачно, его коллекция магнитофонных записей пополнится голосом кукушечьей иглоногой совы, Ninox novaeseelandiae (она же руру, она же морпорк).

Кейли поглядел за овраг, туда, где на выступе скалы могучий черный бук тянулся к небу, заслоняя побледневшие звезды. Драгоценное оборудование было надежно спрятано в корнях этого исполина, и сейчас, минимум за два часа до того, как зашевелятся обитатели других палаток, пришла пора его устанавливать.

Кейли проскользнул между папоротниками, кустами и колючим подлеском к грубо сколоченному мосту над глубокой расселиной, по дну которой протекал ручей, присоединявший свой лепет к голосу Вайнуи. У реки его спутники запрудили ручей, чтобы образовался бассейн (Кейли и не подумал присоединиться к этой затее).

Самодельный перекидной мост, длиной около четырех футов, состоял из двух буковых стволов, утопленных концами в дерн, с настеленными сверху и прибитыми расщепленными ветками. В двадцати футах внизу журчал тускло блестевший поток. Другие запросто перепрыгивали расселину и подбивали на это Кейли. «Попрыгали бы с двадцатифунтовым рюкзаком со снаряжением, – с раздражением думал он, – сразу запели бы по-другому».

Наконец он добрался до скалы. Оборудование, упакованное в зеленые непромокаемые мешки, лежало в глубокой впадине под корнями.

Когда Кейли залез на бук крепить параболический микрофон, то нашел птичий помет, еще мягкий, оставшийся от ночного визита морпорка.

Кейли принялся за работу.

В половине двенадцатого утра Кейли Бриджмен возвращался с ознакомительного визита в буковую рощу на краю Лысого холма. Новозеландский туи вывел начало романса «Домой в наши горы» и издал странный потрескивающий звук, будто кто-то продирался через забор из колючей проволоки. Где-то рядом послышался легкий трепет крылышек и тихий писк. Привычным бесшумным шагом наблюдателя за птицами Кейли двинулся к зарослям кустарника – и внезапно остановился.

В несколько шагов он оказался на выступавшем берегу реки. У края сидел блондинистый верзила Дэвид Уингфилд.

– Что ты сделал? – спросил Кейли.

Дэвид медленно