Окно Иуды - Джон Диксон Карр

– Ваша честь, – сурово проговорил он, – хочу заметить: обвиняемый не мог знать, что предполагал мистер Хьюм.

Судья поразмышлял над его словами, слегка массируя виски маленькими ладошками.

– Я принимаю ваше замечание, сэр Уолтер. Однако, если сэр Генри способен предоставить нам какое-нибудь доказательство, думаю, мы должны его выслушать.

– Да, ваша честь, у нас есть доказательство.

– В таком случае продолжайте, однако не забывайте, что подозрения обвиняемого доказательством не являются.

Несмотря на то что главный прокурор без возражений опустился на свое место, было совершенно ясно, что война объявлена. Г. М. повернулся к Ансвеллу:

– Я хотел бы еще раз поговорить о телефонной беседе… Ваш кузен должен был приехать в Лондон днем раньше, не так ли?

– Да. Во Фроненде мы жили в одном доме.

– В Лондоне он тоже обычно останавливался в вашей квартире? Кажется, мы уже слышали показания на этот счет.

– Это так.

– Выходит, если покойный захотел бы с ним связаться, вполне естественно ему было позвонить вам на квартиру в девять часов утра?

– Да.

– Когда вы приехали в дом на Гросвенор-стрит, кто-нибудь упоминал ваше имя (а не фамилию)?

– Нет. Дворецкому я сказал: «Мое имя Ансвелл», а докладывая о моем приходе, он произнес: «Джентльмен к вам, сэр».

– Значит, слова покойного: «Мой дорогой Ансвелл, я разделаюсь с вами, будьте вы прокляты!» – по-вашему, сказаны не про вас?

– Уверен, что нет.

Г. М. пошелестел бумагами, чтобы позволить новым фактам просочиться в сознание присяжных. Затем вернулся к моменту, когда обвиняемый пил виски, и снова прошелся по этой части истории. Мы понимали, что показания Ансвелла должны быть правдой, однако не могли решить, виновен он в убийстве или нет. Его нельзя было назвать лучшим свидетелем в мире, хотя говорил он вполне убедительно и имел вид человека, попавшего в западню. Допрос получился долгим, и обвиняемый произвел бы хорошее впечатление, если бы прошлым вечером не кричал о своей вине со скамьи подсудимых. Это признание бросало тень на каждое его слово, хотя никто о нем сегодня не упоминал. Еще до того, как Ансвелл начал говорить, он был убийцей, признавшим свою вину. Казалось, существует две версии этого человека, которые накладывались друг на друга, как фигуры на фотопластинке с двойной экспозицией.

– В какой момент вы стали подозревать, что произошла ошибка и покойный принимает вас за вашего кузена? – громко спросил Г. М.

– Я не знаю. – Молчание. – У меня тогда мелькнула эта мысль, но я ее отогнал. – Молчание. – Потом я снова об этом подумал. После всего, что случилось.

– Была причина, по которой вы ни с кем не поделились своими подозрениями?

– Я… – Колебание.

– Просто скажите: у вас была на это причина?

Осторожно, Г. М. Ради бога, осторожно!

– Вы слышали вопрос, – сказал судья. – Отвечайте.

– Ваша честь, полагаю, что да.

Судья Рэнкин нахмурился:

– Была причина или нет?

– Причина была.

Г. М., кажется, уже обливался потом.

– Вы знаете, почему покойный хотел назначить встречу вашему кузену, а не вам?

Казалось, между адвокатом и обвиняемым стояли весы, и теперь одна из чаш резко упала вниз. Упрямый свидетель расправил плечи и сделал глубокий вздох. Положив руки на бортик, он обвел помещение ясным взглядом.

– Нет, не знаю, – сказал он твердым голосом.

Молчание.

– Не знаете? Однако была же причина, по которой покойный хотел назначить встречу и допустил ошибку?

Молчание.

– Возможно ли, что…

– Нет, сэр Генри, – прервал судья нарастающее напряжение, – я больше не могу вам позволить задавать свидетелю наводящие вопросы.

Г. М. поклонился и сел на свое место, сжимая кулаки. Было совершенно очевидно, что продолжать не имело смысла. Какие только домыслы и фантазии, скрытые за безучастными лицами, не роились в тот момент в голове присутствующих в зале! Первое, о чем подумал я: все это связано с Мэри Хьюм. Предположим на секунду, что между ней и безденежным капитаном Ансвеллом существовал пылкий роман. Предположим также, что практичный Эйвори Хьюм пожелал разделаться с кузеном, прежде чем тот испортит выгодный брак. Все обстоятельства говорили в пользу этой версии, однако трудно было поверить, что обвиняемый скорее позволит набросить веревку себе на шею, чем согласится обо всем рассказать. Будем благоразумны: в наши дни такое поведение встречается очень редко. Слишком отдает рыцарским духом. Должна была найтись другая причина, которая затрагивает Мэри Хьюм, однако никто из нас, кажется, не мог тогда до нее додуматься. Мы поняли Ансвелла, лишь когда все обстоятельства выплыли на свет.

А пока Г. М. уступил свидетеля грозному Уолтеру Шторму, который поднялся для перекрестного допроса.

– Вы уже пришли к выводу, виновны вы или нет?

Существуют определенные интонации, с которыми нельзя обращаться к человеку, каким бы беспомощным он ни был. Сэру Уолтеру Шторму удалось добиться того, чего не смогли другие. Ансвелл резко вскинул голову и посмотрел генеральному прокурору в глаза:

– Это все равно что спросить: «Вы перестали жульничать в покер?»

– Мой вопрос не имеет никакого отношения к вашим карточным привычкам, мистер Ансвелл. Не могли бы вы просто ответить: виновны вы или нет?

– Я этого не делал.

– Хорошо. Полагаю, у вас хороший слух?

– Да.

– Если я скажу вам: «Кеплон Ансвелл», а потом «капитан Ансвелл», вы сможете различить эти фразы, даже несмотря на досадный шум в зале? – (Реджинальд Ансвелл, сидящий за столом солиситоров, слегка улыбнулся и закатил глаза. Невозможно было догадаться, какое впечатление оказывает на него происходящее.) – Пожалуйста, отвечайте. У меня такое ощущение, будто вас периодически одолевают приступы глухоты.

– Нет. Я был тогда несколько рассеян, обычное дело. Ответил на звонок, не отрываясь от газеты, и стал внимательно слушать, лишь когда прозвучало имя мистера Хьюма.

– Однако его имя вы прекрасно расслышали?

– Да.

– У меня здесь ваше заявление, улика номер тридцать один. Вы сообщили полиции о своей теории – о том, что покойный мог сказать «капитан Ансвелл» вместо «Кеплон Ансвелл»?

– Нет.

– Несмотря на то, что подумали об этом уже в вечер убийства?

– Я тогда не придал этому значения.

– Что заставило вас придать этому значение потом?

– Ну… У меня было время подумать.

– Вы упоминали о своей догадке мировым судьям?

– Нет.

– Вот что я стараюсь понять: когда эта идея наконец обрела для вас четкую форму?

– Я не помню.

– Может быть, вы помните, что помогло ей обрести форму? Нет? Короче говоря, не могли бы назвать нам хоть один разумный и убедительный довод в пользу вашего соображения?

– Да, могу! – закричал свидетель, сбросив наконец свою апатию. Его лицо пылало; в первый раз он выглядел по-человечески живым.

– Очень хорошо. И какой же довод?

– Я знал, что Мэри