Отдайте ее мне! - Ольга Авдеенко

прекрасно помню тот вечер. Я не хотел говорить при этом типе, моем камердинере, иначе через пять минут об этом уже будут судачить в людской. Вы же знаете, каковы слуги… если они у вас, конечно, есть.

— Почему вы солгали тогда констеблю?

— Я расскажу, как все произошло. Сразу отмечу: ничего страшного не случилось. Жена в тот вечер уехала погостить к сестре, и я решил воспользоваться этим, чтобы побыть дома одному. Я выпроводил всех слуг — предоставил им внеочередной выходной на следующий день. Я чудесно отдохнул, почитал… Я уже собирался ложиться спать, вышел из кабинета на галерею — и тут, в полнейшей тишине, услышал какой-то скрежет со стороны входной двери. Было похоже, что кто-то пытается взломать замок. Я прихватил с собой револьвер и бесшумно спустился вниз.

— Вы держите дома оружие?

— У меня в кабинете небольшая коллекция — пара охотничьих ружей и несколько образцов короткоствольного оружия, как старинных, так и современных. Разумеется, все они не заряжены. В холле я повернул выключатель и сразу увидел возле двери какого-то жалкого бродягу. Он стоял и беспомощно моргал — внезапно вспыхнувший яркий свет, как я и ожидал, ошеломил его. А мой револьвер напугал его настолько, что он не мог пошевелиться. Было понятно: этот несчастный не способен причинить мне вреда. Я хотел просто его прогнать, но тут раздался звонок в дверь. Бродяга умоляюще прошептал: «Пощадите!» И… да, я его пощадил.

— Вот как?

— Именно так! По этой причине и солгал констеблю. Я велел бродяге встать так, чтобы его не было видно от входа, и открыл дверь. Когда полицейский ушел, мы с тем бедолагой немного поговорили. Он рассказал, что месяц назад вышел из тюрьмы, где отбывал наказание за мелкую кражу. Пытался устроиться на работу, но с таким прошлым его никуда не брали. В мой дом он забрался в поисках еды.

— И вы ему поверили?

— Разумеется, не до конца. Но все же я видел: он был элементарно голоден, понимаете? И он даже не успел ничего у меня украсть. Поэтому я его отпустил и, более того, предоставил ему шанс: вместо того, чтобы вернуть несчастного в тюрьму, я дал ему соверен и посоветовал обратиться в мой банк — там иногда требуются грузчики.

— И он обратился?

— Понятия не имею. Наверное. Наймом работников низшего уровня у меня занимается специальная служба. Таким образом, признаю: я был не совсем честен с тем полицейским. И все же я считаю, что сделал доброе дело.

Найт показал банкиру фотокарточку Билла Робсона, и тот утвердительно кивнул:

— Это тот самый бродяга. Только, когда я его видел, он выглядел изможденным и перепуганным. Так он известен полиции? Какой-нибудь мелкий воришка?

— Нет, это чрезвычайно опасный преступник, — медленно проговорил Найт. — На следующий день после того, как вы его отпустили, он совершил жестокое убийство.

Саттерфилд побледнел:

— Господи! Не может быть!

— Это так, сэр.

— Но тогда… что же получается? Я отчасти виноват в том, что он сотворил?!

— Вы не могли знать, кто он такой.

— Не мог… Он был так жалок… Неужели я настолько в нем ошибся?!

Банкир помолчал, потрясенно качая головой, а потом обратился к инспектору с решительным видом:

— Я чувствую свою ответственность за происшедшее. Нет-нет, не спорьте! Я хочу — я обязан — помочь полиции в поимке убийцы. Все, что в моих силах… Что такое, черт побери?!

Последний гневный возглас был ответом на осторожный стук в дверь. В кабинет заглянул дворецкий с серебряным подносом в руке, на котором лежало письмо.

— В чем дело?! — рявкнул Саттерфилд. — Я занят!

— Вам записка, сэр. Вы велели, если будут поступать сообщения от этого лица, тотчас приносить вам.

Найт скосил глаза — однако письмо лежало обратной стороной вверх, и имя отправителя прочесть не удалось. Банкир вынул из конверта листок, прочел — и на его лице расползлась хищная торжествующая улыбка. Небрежным жестом он велел дворецкому удалиться, что тот и исполнил, ступая спиной вперед. Саттерфилд пояснил:

— Давний конкурент пошел на уступки. Нужно срочно распорядиться, чтобы завтра же утром отправили денежный перевод, пока он не разобрался, в чем дело. — Он осклабился: — Суровый закон выживания в финансовых джунглях: если не съешь ты, то съедят тебя. Прошу извинить, инспектор, но я должен заняться этим прямо сейчас.

Саттерфилду явно не терпелось выпроводить посетителя. Едва ли не подталкивая Найта к двери, он быстро проговорил:

— Итак, возвращаясь к моей фатальной оплошности: назначьте любое вознаграждение за сведения об этом преступнике, не скупитесь на дополнительные расходы — я все оплачу.

— Благодарю вас, сэр.

— Пустяки! Хотя, — банкир невесело усмехнулся, — какие уж тут пустяки…

17 мая 1887 года, вторник. Голова Антиноя

Патрисия, Мэри Коллинз и Брайан Шерман снова сидели за столиком в «Кафе Роял». Патрисия была довольна: ее обложку одобрили, ей оставалось нарисовать лишь пару заставок. Художник весело болтал пустяки, обаятельно улыбаясь обеим девушкам. Патрисия изредка поддерживала его монолог краткими репликами, а помощница редактора молчала и угрюмо помешивала ложечкой остывающий кофе.

— Ты сегодня какая-то скучная, Мэри, — поддел ее Шерман. — Жизнь не сложилась? Оцеола отобрал у тебя твой мундштук?

— Попробовал бы он, — пробурчала мисс Коллинз. — Просто не понимаю… В прошлый раз ты расщедрился, потому что якобы получил наследство. А сегодня мы что празднуем? Твое освобождение…

— … от несправедливости! — подхватил молодой человек. — Мою, можно сказать, реабилитацию! — Он вытащил из кармана конверт и помахал им в воздухе. — Вот! Получил вчера от мистера Саттерфилда: мои работы все же будут участвовать в его аукционе! А сам он даже собирается навестить меня сегодня лично, чтобы отобрать что-нибудь еще!

— Я надеялась, что он поймет свою ошибку! — просияла Патрисия.

— Вероятно, этим я обязан вам, моя дорогая мисс Кроуфорд.

— Нет-нет, это не моя заслуга, — смутилась девушка. — Но я очень рада за вас.

— А ты, Мэри? Ты не радуешься за меня?

— Я счастлива. Что мой труд в твою пользу не пропал даром. И я вовсе не скучная — просто я никак не могу перестать думать… о том, что до сих пор неизвестно.

— Это что-то новое! — рассмеялся художник. — Неужели есть что-то, чего ты не знаешь?

— Ты тоже этого не знаешь.

— Чего именно?

— Кто убил Рамону Дэвис! — выпалила девушка и впилась в него взглядом сквозь пенсне.

Шерман вздрогнул, а потом театрально простонал:

— Боже, Мэри, оставь, наконец, это дело полиции! Почему оно тебя так беспокоит?

— Удивляюсь, что оно не беспокоит тебя, Брайан.

Художник посерьезнел:

— Если ты имеешь в виду эти нелепые сплетни насчет меня и