Убить Голиафа - Марина Валерьевна Герасимова

– Посмотри. Тебе это должно быть интересно. Потом скажешь, что ты об этом думаешь.

Я поднялся к себе, принял душ, переоделся в спортивные шорты и майку и отправился на пробежку. Прошло уже достаточно времени с того момента, как я получил сотрясение мозга, и пора начинать вести нормальный образ жизни. И хотя профессор Голиков разрешил возвращаться к спорту постепенно, сегодня я решил дать себе хорошую нагрузку. Очень хотелось пробежаться по дорожкам парка.

Было утро. В доме царила тишина. Если кто-то и встал, то это осталось для меня незамеченным. Я выскочил через боковой выход и побежал по дорожке, которая то вела прямо, то веером рассыпалась на несколько других дорожек.

Я бежал по парку. Небольшой ветерок приятно обдувал моё тело утренней свежестью. Яркое солнце, уже высоко вставшее над горизонтом, ещё не было жарким. Его свет, казалось, проникал в каждую клеточку моего тела, наполняя его жизненной энергией. Зелень аккуратно постриженных кустов, растущих вдоль дорожек, и деревьев за ними была насыщенной и умиротворяла. Мои мышцы работали, перелопачивая все волнения и напряжения, которые я пережил с того момента, как потерял память. Я дышал медленно и глубоко, с каждым вдохом вдыхая свет солнца и свежесть ветра, с каждым выдохом выдыхая усталость и тяжесть поездки. Я наслаждался воздухом и ветром, солнцем и небом, зеленью и праной, буквально чувствуя, как утренний воздух позванивает и поблёскивает, полный этого удивительного эликсира жизни, хорошо знакомого каждому, кто всерьёз занимается йогой.

Я бежал к реке, желая окунуться в холодную речную воду. Конечно, в доме есть бассейн, но сейчас мне хотелось прыгнуть с мостка, который я приметил во время своих прогулок по специально оборудованному для купания небольшому пляжу. На мостках в позе лотоса сидел Иван. Его лицо было повёрнуто к солнцу и к реке. Я перешёл на шаг и тихо подошёл к нему сзади.

– Присоединяйся, – услышал я его голос, – ты всегда любил медитировать.

Спиной он увидел меня что ли? Я присел рядом с ним, стараясь сложить ноги в позу лотоса. Но у меня сложилась только одна нога, вторая – никак.

– Да, ты действительно Дмитрий. Никакого сомнения, – произнёс Иван, искоса, сквозь полуоткрытые глаза наблюдая за мной, – именно у тебя не получалась поза лотоса из-за врождённых проблем с тазобедренным суставом, которые только и проявляются в том, что эта поза для тебя всегда была недостижимой. Да когда очень сильно устаёшь, чуть-чуть начинаешь прихрамывать.

Я устроился, как сумел. Мне не нужно было объяснять, что делать. Я не знал, но делал, просто подчинившись своему внутреннему, пусть и неосознаваемому, умению. Скоро внешний мир отодвинулся от моего восприятия, а мой внутренний мир освободился от блуждающих в нём мыслей настолько, что я погрузился в тёмную бездну пустоты и тишины, нарушаемой разве что лёгким звоном то ли в голове, то ли в ушах. Покой и лёгкость охватили моё тело и душу. Свет то ли солнца, то ли праны, то ли ещё какой, стал заполнять меня с макушки и до пальцев ног. Растворившись в свете, не чувствуя себя и своё тело, а только свет, я медленно и плавно качался, будучи светом: вправо-влево. В какое-то мгновение раскачивание превратилось в закручивание и я, будучи светом, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее понёсся, как будто втягиваемый в световую воронку. Свет вокруг меня оформился в трубу, по которой я нёсся по спирали вдали от пространства и времени. Разные сегменты трубы вращались с разной скоростью и на них начали проступать знаки, похожие на китайские иероглифы. Знаки судьбы – промелькнула мысль, как будто я знаю, что это за знаки. Я попытался вглядеться в них, но, каждый раз, когда я хотел сосредоточиться и что-то различить, знаки судьбы исчезали. Я понял, не надо стараться, нужно просто лететь светом в трубе, ни во что не вглядываясь, ни на чём не останавливаясь. И я нёсся и нёсся, то сливаясь с трубой, то отделяясь от неё внутренним светом.

Вдруг вдали я увидел проём, в мгновение труба закончилась, и я очутился перед огромным шаром, который медленно вращался вокруг своей оси. Как на экране в шаре я увидел себя, стоящего передо мной. Картинка сменилась и вот уже в шаре я и брат, нам лет по пять, на даче у бабушки, и бабушка из кувшина разливает парное молоко в белые металлические кружки. Мы с братом тянемся своими ручками к кружкам.

Невиданная сила подхватила меня и словно пушинку опять втянула в воронку, превратившуюся в трубу с вращающимися знаками судьбы. Опять я нёсся в трубе, но знаки судьбы стали превращаться в картинки, в подвижные живые фотографии, запечатлевшие сцены моей жизни. Вот молодая, счастливая женщина, похожая на Анну Андреевну, смеётся и кружится, держа за руки меня. Или не меня. Маленького мальчика лет четырёх-пяти. Вот Пётр Алексеевич идёт на параде, вокруг народ, плакаты, а на шее у него опять всё тот же мальчик. А вот Пётр Алексеевич смеётся. В голове возник голос отца: «Дмитрий Петрович, слезай, пора уступить место брату». Лица, много лиц кружилось в трубе вокруг меня. Все они казались знакомыми, но большинство сейчас я не помнил. Я летел мимо. А моё детство разворачивалось передо мной. Только детство. Ни одной «фотографии» меня взрослого.

– Дмитрий Петрович! – кто-то звал меня вдалеке, а я летел по трубе.

– Дмитрий Петрович! – голос был настойчивым и приближающимся. Труба стала исчезать, и я опять ощутил себя человеком, сидящим на дощатом настиле.

– Дмитрий Петрович! – почти над своим ухом услышал я и открыл глаза. Я действительно сидел на дощатом полу, но не на мостках у реки, а в деревянном доме перед камином, в котором вовсю бушевал огонь. Стены комнаты, в которой я каким-то образом оказался, были из массивных круглых брёвен, потемневших то ли от времени, то ли от лака. Небольшое деревенское окно было не зашторено. За окном мела вьюга. За большими снежными хлопьями в пространстве окна ничего не было видно.

– Дмитрий Петрович! Вы меня слышите? – Голос был над самым ухом, но я никого не увидел рядом.

– Вы меня слышите? – голос был настойчив.

– Слышу, но не вижу, – ответил я.

– Замечательно. Где Вы сейчас находитесь?

– Был на пляже летом, оказался в избушке зимой.

– Такое бывает.

– Разве? – что-то я не помнил о случаях телепортации не только во времени, но и в пространстве. Или моя