Убить Голиафа - Марина Валерьевна Герасимова

свободно общались на этом языке. Отец настоял на том, чтобы мы учили языки ещё в школе. Поэтому у нас всегда были репетиторы. Английский, немецкий, французский. Мы учили три языка, выучили хорошо один – английский. Но и сказать что-то по-немецки или по-французски тоже могли.

Обед продолжался больше часа. Крис с удовольствием ел, нахваливая русскую кухню, и делясь впечатлением от Москвы и поездки. Я слушал, иногда вставлял ни к чему не обязывающие немногословные фразы, чтобы разговор не казался монологом. Лена делала то же самое. Лиз с Семёном время от времени о чём-то шушукались. Иван почти всё время молчал. Виктор пару раз поддержал разговор и даже однажды переключил внимание всех на себя своим рассказом о достопримечательностях Москвы. Но вскоре он извинился и, сославшись на дела, удалился. Зато ему на смену приехал мой вице Андрей.

Поведение Виктора удивило меня, ведь он – моя защита от неприятных ситуаций, которые могут возникнуть из-за потери памяти. Но Андрей взглядом поддержал меня. Да и Иван был рядом.

– Давайте обсудим семейные дела, – наконец, предложил Крис, – В связи с происшедшими событиями свадьбу придётся отложить?

Последнее предложение прозвучало, как вопрос. Семён и Лиз хотели совместить свадебное торжество с рождественскими праздниками и новым годом, спланировав бракосочетание на 27 декабря. До рождества ещё много времени.

– Крис, – не стал я отвечать на его предложение-вопрос, а перешёл сразу к самому главному, – я не буду продавать заводы.

В зале воцарилась тишина. Все взгляды устремились на меня. Через какое-то время Крис потянулся за бутылкой, чтобы долить вино в свой ещё не опустевший до конца бокал. Рядом стоящий официант сразу же бросился ему на помощь и наполнил его бокал прозрачным розовым вином.

– Ну, не будешь, так не будешь, – выдохнул Крис и одним махом осушил бокал, – твоё право. Моё же предложение о продаже 20% акций прииска в Африке остаётся в силе. Однако, что будем делать со свадьбой?

– Что вы думаете? – обратился я к Семёну и Лиз.

– Пышный праздник, как мы планировали, наверное, проводить не стоит, – Семён говорил неуверенно, глядя на Лиз и ожидая от неё помощи и продолжения. Она не заставила себя ждать:

– А скромную свадьбу мы тоже себе позволить не можем. Поэтому предлагаю отложить её на год. До следующей осени.

Конечно, они уже всё обговорили, и хотя такой вариант не сильно радовал Семёна, но он улыбнулся своей невесте, спрятав всю грусть в уголках своих глаз.

– Думаю, это хорошее решение, – сказал я, поднимая бокал с предложением выпить за это, и глядя прямо Крису в глаза.

– Главное, правильное, – поддакнул он.

После обеда мы вышли на большую веранду, которая представляла собой зал на улице, уселись в плетёные кресла из ротанга в самом конце веранды. Отсюда открывался прекрасный вид на парк, речку и лес вдалеке.

Семён и Лиз отправились погулять по парку. Лена недолго побыла с нами и ушла. Андрей и Иван были рядом, и это радовало меня – не хотелось оставаться с англичанином один на один.

– Олег, ты ведь понимаешь о последствиях, – наконец Крис заговорил о делах. Андрей напрягся.

– Конечно, понимаю, – ответил я, – и приношу свои извинения. Это было поспешное и непродуманное решение с моей стороны.

– Это было верное решение, – продолжал гнуть свою линию Крис, – глобализация – неизбежный процесс. Во всём мире в нашей отрасли только три существенных игрока: Норманн, я и ты. Мы поглощаем более мелких игроков, но и самим нам нужно объединиться. Либо мы с тобой проглотим Норманна, либо Норманн съест нас поодиночке, либо мне придётся объединиться с ним. Англия, конечно, союзница Штатов. Но хотелось бы, чтобы не все транснациональные корпорации управлялись оттуда. Старушке Европе тоже кое-что нужно оставить.

– Ты считаешь, что скоро наступит время, когда каждой отраслью в мире будет владеть одна семья? – спросил я его.

– Конечно. Оно уже наступило. Это обеспечит и стандарты, и контроль, и влияние на рынок. Я предпочёл бы, чтобы это была наша семья.

Крис посмотрел на удаляющихся к реке Семёна и Лиз, медленно гуляющих по парку, взявшись за руки, как дети.

– Я не согласен, – сказал Андрей, – тоталитаризм в масштабах всей планеты невозможен. Обязательно где-то что-то выйдет из-под контроля. Если только не ограничить его одним-двумя континентами. Но тогда это не тоталитаризм. Впрочем, остальные континенты можно уничтожить. Тоже выход.

Последние слова он произнёс, несколько растянув предложение.

– Ну, это не выход, – как-то неестественно засмеялся Крис, – кому такое в голову придёт? К тому же, запасы редкоземельных металлов, и не только их, разбросаны по всей земле. Значит, и их уничтожить?

– Не знаю, у кого что в голове, – ответил Иван, – иногда, глядя на поступки сильных мира сего, резонно возникает вопрос: а там вообще что-то есть? Такое ощущение, что думать не любят.

– Это только ощущение, – миролюбиво продолжил Крис, – поверьте, корпорациями владеют не дураки. Мы же с вами не дураки?

Вопрос прозвучал, как хорошая шутка.

– Нет, далеко не дураки, – поддержал я его, – потому я и вынужден отказаться от продажи заводов, что не стоит делать из меня дурака.

Крис замер от моего неожиданного выпада. Андрей чуть ли не разинул рот от удивления. Иван же широко раскрыл глаза, в которых одновременно с удивлением промелькнула тень улыбки.

– И кто делает из тебя дурака? – медленно с нарастающей сталью в голосе, наконец, произнёс Крис.

Я не стал отвечать на этот вопрос, но вполне дружелюбным тоном сказал:

– Крис! Тебе ведь не нужны мои заводы. Ты же не планируешь их развивать. В лучшем случае, заморозишь. В худшем, развалишь. Я понимаю и не осуждаю тебя, ты выполняешь заказ, и заказ политический, который ты не можешь не выполнить. Пока не можешь. Конечно, за это тебе что-то пообещали, да и просто, устранив конкурента, ты сумеешь расширить рынок. Но в целом, это не бизнес, это поглощение и уничтожение. А теперь пойми меня: ты, может быть, и рад бы был приумножить, и хотел бы, чтобы отрасль расширялась и росла, в том числе, и за счёт моих заводов, но тебе не велят оставлять их в живых, и ты сделаешь то, что велят, независимо от того, нравится тебе это или нет. Вот и я не всё могу. Есть вещи, которые от меня не зависят. Во-первых, я просто не могу отдать тебе заводы, зная, что это – их гибель. Они же мои дети. Во-вторых, я не могу отдать тебе заводы, потому что не всесилен. Они – достояние России, и осуществить продажу контрольного пакета акций этого достояния другой