Рукопись, найденная в Выдропужске - Анна Викторовна Дашевская

– Сейчас позвоню отцу Павлу, мы договорились, если получится, сегодня встретиться.

Кузнецов кивнул, словно я нуждалась в его разрешении, потом поинтересовался:

– На моей машине поедем?

– В принципе, я на пикапе сегодня… – ответила я с некоторым сомнением. – Но у этой машины выхлопная труба на своём законном месте, а лужа вряд ли пересохла. Да, на твоей.

– Тогда вперёд.

– Погоди минуту, я возьму тут кое-что, старик просил привезти, – достала пакет с лекарствами, карамельками и солёными крекерами, и подняла бровь. – И чего мы ждём?

***

Дом, где поселился старый священник – скит, как назвал его церковный староста – мы видели ещё в прошлый раз, но я его особо не разглядывала. Три окна с когда-то белыми резными наличниками, облезлая голубая краска… Крыша, похоже, новая, шиферная. И трубу печную кто-то перекладывал явно.

В землю дом врос изрядно, ему явно было много лет, и крыльцо превратилось в крылечко с одной ступенькой. Зато там были перила с красивыми балясинами, стояло кресло-качалка и лежала кудлатая собака, чёрная с рыжими бровями. Собака подняла голову, посмотрела на наш остановившийся джип и мощным басом сказала: «Гав!».

– А где собака была в прошлый раз? – спросила я, расстёгивая ремень безопасности.

Кузнецов только плечами пожал, выпрыгнул из машины и подошёл к калитке. Я последовала за ним. Картинка вокруг была самая идиллическая, хотя слово «скит» звучало строго и даже сурово. Но возле окон цвели люпины и флоксы, вдоль забора расползались мощные плети тыквы, и оранжевые шары уже виднелись под листьями, и выглядело это всё очень… призывно.

Дверь дома распахнулась, пёс вскочил на ноги и замахал хвостом.

Отец Павел был очень немолод, но осанку имел такую, что офисный планктон мог бы только в сторону отползти. Офицерская была осанка. Белоснежная борода тщательно расчёсана, на густых седых волосах ловко сидит чёрная шапочка, скуфья, кажется? Ну да, скуфья.

Господи, каких только слов не нахватаешься в жизни…

– Добрый день, – поздоровался Кузнецов.

Я, словно маленькая собачка, выглянула из-за его плеча и тявкнула:

– Здравствуйте!

Следом за хозяином мы прошли в дом, и меня почти с ног снесло каким-то полузабытым запахом, откуда-то из детства. Почему вспомнилась бабушка?

– Вы обедали? – спросил отец Павел первым делом. – Вижу, что нет. Тогда вот что, руки можно помыть на улице, там висит умывальник, воду я налил в него. А потом прошу за стол. Правда, сегодня пятница, день постный, но надеюсь, не откажетесь?

Пахло, как оказалось, пшённой кашей с тыквой. Ну да, потому мне и вспомнилась бабушка Александра, которая варила такую кашу, а вот после неё это уже никому и в голову не приходило.

Отец Павел поставил на стол небольшую керамическую плошку с прозрачным светлым мёдом и сказал смущённо:

– Молока сегодня не положено, уж простите, но вот мёд неплохой, совсем свежий, при нас качали в Спирово.

Мне в голову пришёл глупый, признаюсь, вопрос, но такая была домашняя обстановка, что я не удержалась и задала его.

– Скажите, а куда собака ваша девалась, когда вы ходили в Спирово? Далеко же идти…

– Далеко? Да что вы, Елена Вениаминовна! – глаза старого священника смеялись. – Приятная прогулка по лесу и среди полей, за беседой и вовсе это время пролетает незаметно. А Черныш со мной ходил, конечно, как же без него. Он на бабочек охотится, большой любитель этого дела.

Каша была вкусная.

Когда тарелки наши опустели и отправились в таз с водой, отец Павел налил в кружки ароматный чай и посмотрел на меня серьёзно.

– Так вот, Елена Вениаминовна, что я хотел вам рассказать… Не знаю, слышали ли вы об истории конфликта между Саввой Ивановичем Чевакинским и выдропужским священником Никифором Афанасьевым?

– Слышала, – кивнула я. – Точнее, читала. Отец Никифор требовал отчёта о расходовании собранных средств, поскольку, по его мнению, храм строился слишком медленно. Чевакинский отчёт предоставил, после чего потребовал наказать священника за ложный донос. Вот чем дело кончилось, не узнала.

Отец Павел усмехнулся.

– Кончилось примерно как в сказке…

– Бух в котёл, и там сварился, – вырвалось у меня некстати.

Да что ж сегодня такое, язык летит на три шага вперёд мозгов!

– Не совсем так. Какое наказание отцу Никифору было назначено, я вам рассказывать не стану, важно то, что храм был достроен, и священник этот, совсем уже дряхлый, принимал участие в его освящении.

– То есть, с Чевакинским он примирился?

– Именно так. И именно отец Никифор по его просьбе начал писать духовную, то есть, завещание.

Кузнецов прищурился.

– Начал? А почему ж не закончил?

– Савва Иванович хотел внести ещё правку, но не успел. В октябре тысяча семьсот семьдесят девятого он был вызван в Санкт-Петербург, где и скончался в декабре. Завещание было им составлено там, в Петербурге, у подъячего и заверено двумя свидетелями, и, как полагалось, внесено в книги «у крепостных дел». Коротко говоря, завещано было сыну Александру всё имущество, включая крестьян двух принадлежавших Чевакинскому сёл, имение Вёшки, деньги и драгоценности, имевшиеся у покойной супруги Саввы Ивановича, а также записи и чертежи.

– Записи и чертежи, – повторила я медленно.

– Да.

– И завещание это сохранилось? – спросил Кузнецов; отчего-то прозвучали его слова мрачно.

Отец Павел лишь руками развёл.

– Тогда откуда вам это известно?

– Моя фамилия Афанасьев, и тот самый священник, что ссорился, а затем мирился с Чевакинским – мой прапра… сколько-то раз прадед, – отец Павел улыбнулся смущённо. – В нашем роду было много священников, даже один епископ случился в конце девятнадцатого века.

– И что?

– Сохранились записки отца Никифора, и в тетрадь были вложены несколько листов, черновик завещания. Отец Никифор посчитал это важным.

Не в силах больше сидеть, я вскочила и пробежалась по небольшой кухне.

– Ну хорошо, сын Александр получил всё, в том числе записи и чертежи. И куда он их дел? – остановилась напротив мужчин, сидящих рядом на лавке. – Вообще, какова его судьба, что с ним случилось?

– Это мне неизвестно, – ответил священник. – Мой кусочек головоломки вы получили, больше я помочь ничем не могу.

– А где сейчас эти записки священника?

– Мой отец передал их в Тверскую епархию, думаю, там они и хранятся. Могу предположить… только предположить, никакой уверенности у меня нет!

Мы с Кузнецовым переглянулись, и я нетерпеливо выпалила:

– Да?

– Могу предположить, что Александр Чевакинский, а скорее, даже не он, а его сын перестраивал дом в Вёшках. Вы же его видели? Ну вот, это что-то среднее между обычной деревенской избой и усадебным домом девятнадцатого века. Я думаю, что во время перестройки усадьбы какая-то часть документов могла