Забыть о девочках - Жаклин Баблиц

– Знаю, что те места вы не полюбили. Но хотя бы учиться по обмену вам нравилось?

– Не особенно. – Роза шевелит пальцами в такт музыке, будто читая невидимые ноты. – Я часто страдала от одиночества.

– Но у вас была музыка.

Продолжая двигать пальцами в воздухе, Роза вновь закрывает глаза и хмурится, – видимо, некое воспоминание причиняет ей боль.

– Я хотела попасть на прослушивание в школы исполнительского мастерства в Нью-Йорке, Бостоне, Чикаго, – произносит она, не открывая глаз, а потом внезапно переключается на безупречный, хотя и деланый, американский акцент: – В этом заключалась мечта, деточка. Но, черт возьми, ей не суждено было сбыться. – Роза открывает глаза. – Кто умеет, делает сам, – продолжает она. – Кто не умеет, учит других.

Удивительно, как хорошо она уловила этот акцент.

– Я в курсе, что вашим учителем музыки был Итан Освальд, – быстро говорит Рут, подхлестывая себя: сейчас или никогда. – Я видела старый школьный альбом, вы там в главной роли в его постановке «Карусели». А еще я знаю, что спустя всего несколько недель он убил маленькую девочку.

Ответа нет. Лишь дождь барабанит по жестяной крыше, едва слышно шумит в душе вода и звучит мелодия, под которую молодая женщина поет о том, что значит для нее любовь. Роза долго молчит, потом открывает глаза и в упор разглядывает Рут.

– Браво, – наконец произносит она. – Вы раскрыли мою главную тайну. Молодец!

Рут не ожидала сарказма. И даже более того – презрения. Потому что сейчас Роза смотрит на нее с едва заметной усмешкой.

– Вы не первая, кого интересует, что меня связывало с Итаном Освальдом. – Женщина наклоняется вперед через стол. – В Хобене мне пришлось пройти через ад – все из-за тех ужасных вещей, которые люди напридумывали о семнадцатилетней девчонке. Итан был моим другом. Он хотел мне помочь с поступлением в театральную студию. Ничего большего между нами никогда не было. Меня, как и всех остальных, шокировало, когда он…

На этих словах Роза замолкает. Она откидывается назад, ставит локти на стол и ненадолго закрывает лицо ладонями. Слегка вздрагивает и вновь смотрит на Рут.

– Из Хобена я уехала грустной и растерянной. А когда добралась домой, сразу появился Питер. Возможно, до этого он и был хорошим парнем. Но он явно почуял мое появление.

– Не поняла?

– Мужчинам нравятся надломленные девушки.

Рут слышит, что в душе выключили воду. Еще есть время задать Розе один или максимум два вопроса, пока не вернулась Юнона.

– А здесь кто-нибудь знает про Освальда?

– Боже упаси! Конечно нет.

Ответ поступает мгновенно, будто Роза тоже в любую секунду ждет появления Юноны.

– Но ведь вы не совершили ничего предосудительного. Зачем же скрывать?

Рут старается, чтобы вопрос не прозвучал скептически. Если бы она и впрямь работала над подкастом, об этом в любом случае стало бы всем известно.

– Бросьте, Рут. Вы все прекрасно понимаете, иначе вас бы тут не было. Предосудительно уже то, что я вроде как «позволила» мужу убить двух девочек. Представьте, что будет, если люди узнают, что детоубийца каждый день подвозил меня домой из школы. Мне и тогда за это досталось, а теперь тем более.

– Но вы же не совершали ничего…

– С каких пор это кого-то волнует? – Роза уже не прячет презрительной ухмылки. – Кому интересна правда, если можно обвинить женщину? А в чем-то я все-таки виновата. Я совершила очень глупую ошибку: не догадалась, насколько это опасно, когда взрослый мужчина проявляет интерес к девочке-подростку.

Она сейчас о своем муже и Келли Паркер? Или о собственных отношениях со школьным учителем? Рут открывает было рот, чтобы спросить, но тут в кухню входит хмурая Юнона.

– Опять закончилась горячая вода, – сердито бубнит она. – Господи, это не дом, а развалина.

С демонстративным вздохом Юнона усаживается за стол, в считаные секунды забирает у матери телефон и включает другую песню – какие-то дребезжащие завывания о материнской любви женщины к мужчине.

– Для тебя, мама, – говорит Юнона и оборачивается к Рут. – Очень на нее похоже, – перекрикивает она музыку. – Мама была в таком раздрае, когда недоучилась по обмену, приехала обратно. По сути, она даже до выпускного недотянула.

– И теперь моя дочь решила, что у нее тоже есть право бросить школу, – бормочет Роза, подливая себе вина. – Только этому не бывать.

– Беру с тебя пример, мама, – с усмешкой отвечает Юнона.

Она протягивает руку, и Роза ее берет. Рут остается только молча смотреть, как мать с дочерью встают и начинают танцевать.

Если Роза в очередной раз лицедействует, то для кого она устроила это представление? Разыгрывает семейное благополучие перед Рут? Или пытается заодно обмануть и дочь? Дать Юноне почувствовать заботу хотя бы одного родителя – матери, которая кружит ее в танце. Достаточно быстро, чтобы дочь не успела разглядеть все ее тайны.

Эти тайны вряд ли получится вычеркнуть из памяти насовсем, хочет сказать ей Рут.

Потому что невозможно забыть ту девочку, которой вы когда-то были.

Дождавшись момента, когда остальные точно заснули, Рут набрасывает на себя одно из толстых одеял с кровати Юноны и на цыпочках выходит из дома. Она стоит на крыльце и смотрит в бескрайнее ночное небо, звезды над ее головой мерцают, как крупицы песка на сегодняшнем солнечном пляже.

Она вспоминает обо всем, что рассказала ей Юнона у воды. И еще раньше – когда они пробирались через чьи-то поля. О принимающей семье Розы и о том, что она знает об исчезновении Коко Уилсон. Интересно, откуда этот ребенок, Юнона, черпает информацию? И что касается Хобена: как далеко в прошлое завели ее источники этой информации?

Рут дрожит от холода и плотнее кутается в одеяло. Убийство Бет – новость старая, напоминает она себе. Итан Освальд мертв и лежит в земле. Чем меньше Юнона знает, тем лучше, решает она. У этой девочки и без того проблем более чем достаточно.

Как и у самой Рут.

Девочки убитые. Девочки похищенные. Все они потеряны.

Рут смотрит в ночное небо и чувствует, как сжимается сердце.

– Где ты, Коко? – шепчет она, разворачивается и тихонько идет в дом.

Глава 20

«А вот и солнце».

Когда она не может уснуть, мама всегда ей поет эту песню. Хорошая песня. Тех самых «битлов», которых обожают родители, хоть эта четверка уже и старая, а двое из них даже успели умереть. Мама делается грустной, когда узнает о смерти чужих людей. У нее был один любимый певец, а потом он умер, и она так долго рыдала. Она плачет, даже