Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

зажиточных пенсионеров, Микеланджело задумался. Он удивленно смотрел на спину в бежевом плаще, которая казалась ему заряженной неестественной энергией. Походка женщины была нетвердой, это правда, но темп — словно у бегуна. В ее черной сумке, должно быть, лежали вещи поважнее, чем ободранный кошелек с несколькими монетами для случайных подаяний. Если задуматься, он никогда не видел, чтобы остеопорозные старухи носили такие толстые сумки. В голове у Микеланджело вертелся вихрь из предположений о ее содержимом. Ведь обычно выходят с пустой сумкой, чтобы потом наполнить ее покупками. Если только… ну конечно! У старухи там корм для кошек! Парнишка рассмеялся: он следил за одной из тех выживших из ума старушенций, которым нечего делать, кроме как подкармливать котов и кошек всего района. Подросток презрительно поджал губы. Таким, как она, и в голову не приходит, сколько ни в чем не повинных животных, например кенгуру и им подобных, убивают каждый год с благородной целью изготовления кошачьих консервов.

Поглощенный этими мыслями, мальчик не заметил, как потерял старушку из виду. Он видел, как родственница Бельтраме вышла на площадь Синьории, но потом словно сквозь землю провалилась. Напрасно Микеланджело искал ее взглядом: такое впечатление, что старуха знала тайные подземные ходы. Подросток ускорил шаг и стал переходить площадь, внимательно оглядываясь вокруг. Наконец вдалеке он заметил женщину, которая, озираясь по сторонам, разбрасывала какие-то листки под окнами домов, опускала их в почтовые ящики и даже оставила несколько возле банкомата. И все это рядом с площадью Синьории, в самом сердце города.

Микеланджело понял: он следил за женщиной, которая принадлежала к подпольному комитету стариков. А в листовках они могли требовать для себя, например, бесплатные вставные челюсти.

Пока старушка продолжала свою таинственное занятие, мальчик подобрал один листок и увидел, что тот представлял собой фотокопию рукописной страницы.

— Какие глупости! — воскликнул Микеланджело, прочитав несколько строк.

Стуки поджидал учительницу Бельтраме на выходе из школы. Инспектор предложил проводить ее до дома, и женщина согласилась. Беатриче шла рядом с ним, молча ведя свой велосипед и почти не глядя на полицейского.

— Надеюсь, вы на меня не в обиде, — проговорил Стуки. — Когда мы виделись в прошлый раз, я не мог вам всего рассказать по причине конфиденциальности расследования, вы ведь понимаете.

Неподвижно стоя на тротуаре в ожидании зеленого света светофора, синьорина Бельтраме сказала, что они с матерью были крайне разочарованы поведением полиции.

— Вижу, вы, полицейские, никак не можете распрощаться с вашими дурными привычками, — язвительно произнесла женщина.

— Какими именно? — спросил Стуки.

— Избегать решительных действий, например.

— Я согласен, что со стороны это может выглядеть именно так.

— Сомневаюсь, что вы бы удосужились сообщить нам, что из-за найденного скелета возобновили дело Аличе, если бы не эти разбросанные по городу листки.

Беатриче взглянула на инспектора с откровенной враждебностью.

— На самом деле, мы ждали выводов антрополога, но, к сожалению, они пока не окончательные. Несмотря на это, мы решили возобновить расследование.

— И на том спасибо. У вас есть какие-нибудь новости?

— Кое-что. Послушайте, вы действительно ничего не знали об этом своего рода реестре романтических связей Аличе?

— Нет. Я уже говорила об этом вашим коллегам.

— Я знаю. Но мне подумалось, что в присутствии вашей матери, из уважения к ней, вы, возможно, не хотели посвящать нас в подробности сентиментальной жизни вашей сестры.

— У меня нет секретов от мамы.

— Эти записи, которые, как вы сами подтвердили, были сделаны рукой Аличе, представляют собой своего рода любовный дневник?

— Мне он больше напоминает журнал учета погрузки и разгрузки какого-нибудь склада.

— Вы были знакомы с кем-либо из тех, кто встречался с вашей сестрой?

— У Аличе не было привычки представлять родственникам свою коллекцию мужчин.

— Таким образом, те заметки могут быть о, как бы это выразиться…

— О случайных любовниках.

— Джакомо Бенвенью, он тоже подпадал под эту категорию?

— Он…

— Вы знали его, не так ли?

— В то время я проходила курс лечения, и Аличе возила меня в клинику. Моя сестра познакомилась с Бенвенью, он там работал. Они встречались несколько месяцев, пару раз Бенвенью заезжал за ней к нам домой. Наша мать терпеть его не могла.

Учительница и инспектор посмотрели друг на друга. Стуки чувствовал, что между ними что-то идет не так, как бы ему хотелось.

— У вашей сестры красивый почерк, — произнес полицейский.

— Инспектор…

— Стуки.

— Хорошо. Да, у моей сестры был прекрасный почерк. Когда она в чем-либо проявляла усердие, ее нелегко было превзойти.

— А это часто случалось?

— Дома — нет. Лично со мной она перестала соревноваться еще со школьных времен, когда я помогала ей учить латынь. Вы видите, как вся эта история возвращает нас в прошлое? Скажите, есть ли надежда?

— Узнать, кому принадлежит скелет, и избавить вас от сомнений?

— Да.

— Я думаю, есть, — чересчур поспешно ответил инспектор.

— Заходите, заходите, Стуки.

Леонарди сел, но сразу же резко вскочил, чтобы проверить, плотно ли закрыта дверь.

— Ну что? Вы теперь поняли, что дело Бельтраме было запутанным с самого начала?

Инспектор и комиссар пристально взглянули друг на друга.

— Хорошо. К чему скрывать? Эта история мне не нравится и никогда не нравилась. Семья Бельтраме меня раздражает. Это их высокомерие…

— В нашей работе такое случается.

— Стуки, иногда я размышляю о том, влияют ли на нас преступления, над раскрытием которых мы работаем. А еще задаю себе вопрос: в состоянии ли мы при этом полностью избавиться от наших человеческих симпатий и антипатий?

— Иногда нет.

— И все же, клянусь вам, Стуки, мы трудились не покладая рук. Нами самым тщательным образом были опрошены все, с кем общалась Аличе Бельтраме. Десятки людей. И должен вам сказать, что семья, по крайней мере в начале, не слишком-то стремилась с нами сотрудничать.

— Как же так, комиссар?

— Я думаю, все дело в матери Аличе. По-моему, она так и не смогла принять того, что произошло. Конечно, они были вынуждены сообщить нам имена нескольких, назовем их так, друзей дочери. С некоторых смущением, это понятно. И почти сразу же на нас обрушилась их критика и посыпались недовольные замечания. И когда эти два генерала, мать и сестра, пришли к заключению, что мы вряд ли раскроем дело, как будто все это можно было решить за несколько недель, они буквально захлопнули перед нами двери. Представьте себе, они даже обратились к частному детективу, вот так они доверяли полиции. И потом, у Аличе Бельтраме была та болезнь, психическое расстройство с пугающим названием.

— Да, я прочитал в бумагах: нарциссическое расстройство личности.

— Вы знаете, что это значит? Существует такое нарушение психики, и у Бельтраме были все его признаки. В связи с этим Аличе даже ходила к психотерапевту. Мы с ним побеседовали и собрали свидетельства о ее высокомерии, эгоцентризме, ненасыщаемой потребности в восхищении и отсутствии сострадательной чувствительности по отношению к другим людям.

— То есть эмпатии, — задумчиво произнес Стуки.

— Так объяснил нам психолог, который консультировал нас в первые месяцы работы.

— Другими словами, вы хотите сказать, что нарцисс, когда решает исчезнуть, чаще всего делает это для того, чтобы привлечь к себе внимание, и устраивает все так, чтобы не сходить со сцены хотя бы… десять лет? И рано или поздно он вернется, чтобы всех поразить?

— Вот! Я именно так и подумал. Вы ведь помните, что Аличе Бельтраме организовывала разные путешествия? Она вполне могла подготовить одно и для себя. Стуки, поверьте мне: я был уверен,