Приговор окончательный! - Сергей Григорьевич Алтухов

И откуда они такие берутся? — Георгию Константиновичу не раз приходил в голову этот вопрос. Всю свою сознательную жизнь он боролся с преступностью и, естественно, частенько задумывался над причинами ее возникновения. Курганов был милиционером потомственным. В бурятском совхозе, где он родился, отец работал участковым инспектором. Призванный в армию, Гоша попал в войска МВД тоже не случайно, были уже планы на будущее. Все четыре года прослужил в Новосибирске и сразу после демобилизации поступил на службу в райотдел милиции. Как и отец — участковым.

Со временем стал следователем. Десятки уголовников прошли через его руки. Но вот такие, какими занимался Пантюхов, редко попадались. Леонид Тимофеевич сталкивался с крупными фигурами, а у них и заступники находились высокие. Нужно было выдерживать войну на два фронта: с самим расхитителем и с его защитой.

Обычный уголовник куда проще, понятнее Георгию Константиновичу. И причины, побуждающие его совершить преступление, яснее. Кто-то рос после войны без отца, кто-то попал в дурную компанию. Иной просто по пьянке влез в скандальную драку.

Куда сложнее дело обстояло с теми, кем занимался ОБХСС. Тут уж безотцовщиной и дурной средой не объяснишь. Курганов не считал себя специалистом в этой области, но определенные соображения у него были.

Все дело, думал он, в дурном принципе подбора кадров. Факт, что представители звена средних руководителей-хозяйственников частенько попадали в поле зрения ОБХСС, говорил сам за себя. Кто-то попал наверх благодаря влиятельным связям. Кому-то помогло умение вовремя угодить начальству. При таком раскладе всегда оставалась возможность добраться до руля и преступнику. Дело Боровца было для Георгия Константиновича ярким подтверждением правильности его взглядов. Начальник спецмонтажного управления, по глубокому внутреннему убеждению Курганова, стал преступником не случайно, плохо верилось, что Боровец когда-либо сможет переломить себя, измениться. Это, конечно, беда. До поры до времени — его личная. Но вот такой человек возглавил государственное предприятие. И беда стала разрастаться.

Разумеется, все те, кого он вовлек в преступление, были взрослыми самостоятельными людьми. Но скольких из них Боровец, пользуясь своей властью, авторитетом и, прямо скажем, кипящей энергией незаурядного проходимца, подавил, подмял под себя?!

Георгий Константинович окинул взглядом щуплую фигурку Малиева. У этого и хитрости всего-то хватает — непонимающим русский язык прикинуться. А Потапенко, Дубов? Крепкие мужики. Самостоятельные. Но вот поди ж ты. Сумел их обработать Боровец.

Малиева из кабинета Курганов отправил под конвоем. Тот ушел, послушно выполняя команды, даваемые на русском языке. Переводчик не потребовался.

Глава 21

Одна за другой закрывались двери тюремных камер за теми, кого судьба столкнула с Василием Ивановичем Боровцом. Задерживали, естественно, не всех. У многих подозреваемых брали подписку о невыезде. Вместе с заказчиками и представителями смежных организаций по делу привлекались и некоторые прорабы самого управления. Через их руки проходили фиктивные наряды, они подавали списки о премировании рабочих и мастеров. А поскольку Боровец частенько бросал прорабов с одного участка на другой, многие из них оказались замешаны не в одном, а в нескольких уголовных эпизодах, так как практически на каждом участке у Василия Ивановича находились клиенты, которых следовало задобрить.

Прораб Бережной оказался причастным к выписке фиктивных нарядов и по неболчинскому, и по красноярскому участкам. Прораб участка Астара — Карадаг Еликов фиктивными нарядами и премиальными списками оправдал тысячу, переданную Боровцом Малиеву. И так — практически по каждому эпизоду следствия. Вина этих людей заключалась не только в том, что они слепо исполняли приказ начальника управления. Видя, как смело Василий Иванович разрезает государственный пирог, тоже «проявляли инициативу».

Бережной, заплатив по указке Боровца Вержанскому, попутно оформил два липовых кассовых ордера на существующих, но не получивших по этим ордерам рабочих. Триста пятьдесят рублей положил себе в бумажник. И это был вовсе не единственный случай.

Прораб Еликов в течение полутора лет платил сто рублей в месяц крановщику из соседней конторы, якобы работавшему у него по совместительству. На допросах выяснилось, что этого крановщика почти никто (за редким исключением) на территории спецмонтажного участка не видел. Сам крановщик показал, что из выписываемой ежемесячной сотни ему доставалась десятка. Остальные деньги, как установило следствие, делились между Еликовым и Боровцом.

Когда Пантюхов, допрашивавший Бережного, спросил его: как же он дошел до жизни такой (в прошлом, до работы у Василия Ивановича, прораб характеризовался положительно, имел правительственные награды), тот вполне серьезно ответил:

— А что вы хотите! Раз посмотришь, как начальник деньги лопатой гребет, два посмотришь. На третий, глядишь, и сам за лопату схватишься. Пять лет царствовал Боровец. И никто из вас, законников, до него не мог дотянуться.

— Но вы-то, вы — такой заслуженный производственник. — Леонид Тимофеевич бросил укоризненный взгляд на энергичное, волевое лицо Бережного. — Почему поддались проходимцу и преступнику? Почему сами не пришли к нам?

— Проходимец, преступник... — задумчиво вымолвил прораб. — Это сейчас можно говорить, когда Боровец за решеткой. А тогда... — он на секунду замолк. — Тогда Василия Ивановича как огня боялись и не помышляли ослушаться. — Бережной заговорил глуше. — Вздумай против него пойти, так он разжует и косточки выплюнет! И тебя же кляузником выставят. Он своих людей крепко умел к себе привязать. Они за него — горой. Да и против кого идти? — прораб устало усмехнулся. — У Боровца всегда перевыполнение плана, премиальные. Передовик, одним словом. А до него? До него государственных денег не брали, но зато своими собственными за вечные отставания платили.

— Значит, правильно поступал Боровец? — не выдержал Пантюхов.

— Я не говорю, что правильно, — понурился Бережной. — Было бы правильно, не сидел бы я сейчас перед вами. Но если у тебя на глазах из года в год безнаказанно тащат, а ты ничего не можешь сделать, а только служишь передаточной шестеренкой, то рано или поздно надоест даром стачивать зубы.

Пантюхов ожесточенно захлопнул папку с протоколом. Говорить больше было не о чем.

Глава 22

Чем дольше занимался Леонид Тимофеевич делом Боровца, тем все более и более утверждался в мысли, что за спиной Василия Ивановича должен стоять кто-то, обладавший весьма серьезной силой и влиянием в производственных сферах. Иначе просто невозможно было объяснить феноменальную удачливость начальника спецмонтажного управления.

Ну, давал Василий Иванович взятки заказчикам. Закрывали они на многое глаза. Но только этим всего объяснить нельзя. Ведь после приемки линий шли многочисленные жалобы наверх — в союзный трест, которому подчинялось спецмонтажное управление. В министерство, наконец. И все же Василий Иванович