Я во всем виновата - Элизабет Кей

и уложили спать. Это казалось невозможным, но она не могла вспомнить хаос, который царил в комнате, – как мы бегали, рыдали, паниковали, а потом тихонько вернулись в свои кровати. Я не могла в это поверить. Лидия все объяснила, упуская подробности о крике и панике и совсем умолчав об ударе. Рассказала, как Пейдж уложили обратно под одеяло, и она сразу же заснула.

– Помнишь, что ты сказала? – спросила Эмбер. – После этого?

Пейдж замотала головой.

– Похоже на ночные страхи, – заметил Чарли.

– На что? – спросила я.

– Ночные страхи, – повторил он. – Их почти никогда не запоминаешь. Потому что на самом деле ты не просыпаешься. У меня есть двоюродный брат, который иногда у нас остается, и у него тоже такое бывает.

– Как странно, – с явным отвращением сказала Эмбер.

– Не надо было ее будить, – тихо сказал Чарли.

– Почему? – спросила Эмбер.

– Потому что обычно это только ухудшает ситуацию.

– А что тогда делать? – снова спросила Эмбер.

– Просто подождать, пока само не пройдет.

– Просто подождать? – взвизгнула Лидия.

Я понимала ее ужас. Мысль о том, что придется бесконечно слушать эти крики, казалась гораздо хуже любой паники. Я не могла себе представить, что однажды мне придется пережить десятки, сотни приступов ночных страхов, успокаивать себя, рыдать и дрожать.

– Ну да. Это не так сложно, – сказал Чарли.

– Но это…

– Просто не надо ничего делать, – повторил он.

– Я понимаю, – сказала Лидия. – Я знаю, что такое ждать.

– Я просто сказал.

Между ними, казалось, что-то произошло, как будто несколько фраз остались несказанными. Она чуть наклонила голову, он поднял бровь, она вздохнула.

– Я лучше пойду, – сказал он.

Чарли перекинул доску через забор и перепрыгнул сам.

– Минутку, – сказала я остальным и бросилась за ним. – Чарли!

Он остановился. Он выглядел совсем грустным, но улыбнулся мне.

Я в ужасе от того, что произошло дальше.

Прошло двадцать лет, а я до сих пор чувствую, как у меня сжимается желудок, когда я об этом вспоминаю. Не знаю, было ли мне когда-нибудь в жизни настолько неловко, как в тот момент. Меня и сейчас обжигает, словно у меня температура. Я чувствую, как ужас разливается от сердца по конечностям и поднимается к лицу. Я знаю, что ты меня не видишь, но я уверена, что краснею даже от того, что произношу эти слова.

Он несколько раз мне улыбнулся, и я совершенно неверно истолковала это.

– Знаешь что, – сказала я, стараясь говорить непринужденно и одновременно пытаясь отдышаться.

– Что?

– Я просто хотела сказать, что очень рада с тобой познакомиться. – Я говорила быстро, слова сливались одно с другим, я нервно сглатывала.

– Да-да.

– Очень рада. – Я улыбнулась.

– Конечно.

– Да нет. Я имею в виду мне очень, очень, очень приятно.

Он нахмурился и сделал шаг назад. Наморщил нос, скривился. Скорчил некрасивую гримасу и неловко облизнул губы.

– А…

Я чувствовала, как солнце обжигает мою кожу. Чувствовала, что ему неуютно. Ощущала его неловкость, как густой, пьянящий запах в воздухе. Я поняла, что все пойдет не так, как я себе навоображала.

– Ты неправильно все понял, – сказала я.

Я мечтала растаять на месте. Я хотела только одного – разлиться лужей, никогда больше не жить в человеческом теле, полностью перестать существовать.

– Правда?

– Я в обычном смысле. Я просто рада.

Я чувствовала, как судорожно шевелю губами, как нервно сглатываю. Я говорила еще быстрее, почти бессвязно; последний слог каждого слова перетекал в первый следующего.

– Да. Нет. Да.

Я была ему отвратительна.

Даже сейчас, спустя двадцать лет, вижу перед собой этот сморщенный нос и хмурое выражение лица.

Я чувствовала его омерзение. Знала, что отвратительна. Ему хватило вежливости – после того как он сумел скрыть свою искреннюю реакцию, – чтобы улыбнуться мне и сделать вид, что поверил. Но я чувствовала, что совсем ему не нравлюсь. Я представляла себя героиней любовной истории. Но я фатально ошиблась.

Мне было очень больно. С тех пор я никогда и никому не признавалась в любви. Я всегда ждала, пока мужчина сам пригласит меня на свидание. Я понимаю, что это слишком, но мы не выбираем своих демонов.

– Хорошей волны, – прошептала я.

– Ты в порядке? – спросила Эмбер, подойдя ко мне сзади, когда он ушел.

– Да! – крикнула я.

– А зачем так грубо?

Лидия подняла брови, но ничего не сказала.

– Я не хочу на пляж, – сказала я. – Давайте займемся чем-нибудь еще.

Мы решили устроить цирк на заднем дворе. Нашли в кладовке веревку, натянули ее между деревьями и попытались по ней ходить – безуспешно. Мы играли в акробатов.

– Скучно, – сказала Пейдж.

Она сорвала веревку и защелкала ею по нам.

– Я дрессировщица! – закричала она. – А вы – непослушные львы. Это вы во всем виноваты!

Она хихикала, гонялась за нами по саду, прыгала, улыбалась и визжала.

– Вы во всем виноваты, – распевала она. – Вы виноваты.

Я не понимала, вернулись мы в реальный мир или так и остались в воображаемом цирке.

Лидии не нравилось, что ее шлепали веревкой, поэтому в конце концов она взяла свои бутерброды из холодильника и устроилась на крыльце коттеджа. Я собрала обед для остальных, и мы все вместе сели за маленький круглый металлический столик, который стоял у посаженных дедом гортензий.

Я видела, как уезжала знакомая серая машина. Я даже не подумала о том, что за те минуты, пока моя сестра была в саду без нас, мог произойти какой-то разговор.

Мы возились с обедом в тишине. Лидия доела первой и стала собирать маргаритки. Пейдж разбрасывала крошки по лужайке. Птицы слетались к ней с деревьев.

– Насколько это было плохо? – прошептала Эмбер.

– Ты о чем? – спросила я, продолжая жевать.

Она ухмыльнулась и одним движением очистила мандарин.

– Что ты ему сказала? – спросила она через несколько секунд.

– Не твое дело.

– Значит, хреново, – заключила она.

Я не ответила.

Мы пытались играть, как обычно. Мы пытались веселиться. Но у нас ничего не получалось. Мы разбредались в разные стороны – не специально, – а потом снова собирались вместе ненадолго и снова разбредались. Мы больше не знали, как существовать вчетвером. Я хотела быть одна. Думаю, они тоже.

Мне стало намного легче, когда наконец наступил вечер. Мы молча поужинали в кухне, поочередно вымылись в одной и той же липкой серой воде, а затем свернулись калачиком под одеялами.

Я быстро заснула, радуясь тишине.

Которая продлилась недолго.

Потому что через несколько часов, в полной темноте, нас снова разбудили крики с нижней койки.

Глава 31

Кричала она даже громче, чем прошлой ночью, – дико, истерически. Я свесила ноги