Я во всем виновата - Элизабет Кей

Проснулась, все еще напуганная. В ушах звенели крики, где-то в животе гнездилась паника. Я снова и снова слышала ее слова: «Они заставили меня это сделать». Я уже представляла себе разоблачение и наказание. И то и другое казалось неизбежным. Как когда выходишь на лед и чувствуешь, что сейчас упадешь.

Я спустилась в кухню.

Полезла в холодильник за маслом, и на пол упала коробочка, лежавшая на дверце. Она была адресована моей тете. Я сняла картонную крышку и увидела скомканную белую бумагу, прощупала ее и наткнулась на какую-то тряпку, которую немедленно и вытащила. Она походила на змею – длинная, запутанная, в каких-то узелочках. Я сразу поняла, что это бюстгальтер. Конечно, я видела их раньше – на сушилке или в мамином шкафу. Но никогда прежде к ним не прикасалась. Этот был черный, с маленьким бантиком между двумя кружевными чашечками.

Мне стало неловко, хотя рядом со мной никого не было. Я быстро засунула его обратно в упаковку, и из коробочки выпала маленькая брошюра. Это оказался каталог для заказов по почте, такие валялись у двери у нас дома. Но этот каталог состоял исключительно из фотографий нижнего белья, и на обложке было написано: «В НАЛИЧИИ ЕДИНСТВЕННЫЙ И НЕПОВТОРИМЫЙ WONDERBRA». Я не смогла удержаться. Мне нужно было посмотреть, что внутри.

Там были фотографии полуобнаженных женщин в узких трусиках и обтягивающих бюстгальтерах, поднимающих грудь под подбородок. Там были чулки и короткие кружевные платья. Там были женщины в вызывающих позах, с надутыми губами. Там были животы, бедра и ягодицы. Я подтащила кухонный стул, взобралась на него и как можно быстрее, боясь, что кто-нибудь меня застукает, поставила коробку обратно на холодильник.

Я хорошо знала, как живут девочки постарше, которые ходили в среднюю школу. Я собиралась тоже пойти в нее всего через несколько недель и, конечно, должна была быть как все. Я несколько раз просила маму купить мне бюстгальтер, но представляла себе что-то белое или бежевое, из хлопка – такие висели в универмаге. Я никогда раньше не видела ничего такого элегантного. Неужели тринадцати– и четырнадцатилетние девочки носят такие бюстгальтеры под своими белыми школьными рубашками?

Сейчас я оглядываюсь назад и понимаю, как мы были юны; семь лет – это, конечно, детство, но ведь восемь и десять – тоже. Я неловко застряла где-то между детством и отрочеством, и это делало меня непредсказуемой. Я была достаточно мала, чтобы бояться гнева матери, но недостаточно мала, чтобы бежать к ней и признаться в своем участии в игре и разрыдаться, вытирая сопли об ее одежду. Я была достаточно взрослой, чтобы понимать, что некоторые вещи должны оставаться тайной, но недостаточно взрослой, чтобы понять, что это за вещи.

Мы все слышали ее слова: «Они заставили меня это сделать».

Слова были сказаны девочкой, пережившей ночной кошмар, но они прозвучали. Я боялась, что с этого момента за мной начнут следить, будут меня допрашивать на каждом шагу. Я закрыла крышку коробки, но стало ли все так, как раньше?

Я услышала, как к дому подъехала машина, и сразу подумала, что это приехал кто-нибудь из полиции. Кто-нибудь добрый и хороший. Посмотреть, как у нас дела. Я побежала в гостиную и выглянула в окно. Мой дядя вылез из своего золотистого хетчбэка с тонированными стеклами. Я помню, что он был одет в узкие джинсы и блестящие туфли, белую рубашку и красный свитер с V-образным вырезом. Я почувствовала, как у меня сжался желудок, когда он хмуро посмотрел в мою сторону.

– Открывай, – буркнул он, направляясь к двери.

Я знаю, что это лишь крошечная часть невероятной трагедии, но думаю, что тете было гораздо больнее оттого, что ее дочь умерла, когда она сама была одета в черные кружевные трусики и бюстгальтер с пушапом. Когда она опозорилась в очередной раз. Я думаю, она чувствовала, что подвела свою семью, а это чувство хорошо мне знакомо.

Глава 28

Марианна помахала мне рукой и ушла в закат.

Я вернулась в коттедж, сняла в прихожей промокшие тапочки и прошла в кухню. И замерла в нерешительности. Я хотела повесить мокрые носки на холодную батарею, чтобы они немного проветрились. Меня все еще терзало чувство вины. Я не хотела стоять босиком на ледяной плитке. Я была совсем ребенком, когда умерла моя двоюродная сестра.

Так прошла минута или две, пока мои размышления не прервала другая двоюродная сестра.

– Что ты делаешь?

На ней были узкие джинсы и темно-синяя блузка, а во впадинке между ключицами блестел маленький золотой кулон. Толстую косу она перебросила через плечо, дополнила образ коричневым ремнем и сияюще-белыми кедами.

– Она ушла, – сказала я.

Записка все еще лежала на кухонном столе. Я схватила ее и сунула в карман.

– Неудивительно, – ответила сестра, насыпая кофейные зерна в кофеварку. – Будешь?

Я покачала головой:

– Пойду, пожалуй.

Я сняла пижаму в ванной и бросила ее на крышку унитаза. Включила душ и стояла голая на коврике, переминаясь с ноги на ногу: вода грелась медленно. Я думала о сестре. Думала о сыне и дочери, которая должна была появиться на свет. Приняла душ, оделась, взяла ключи от машины с кухонного стола, сняла пальто с вешалки, зашнуровала ботинки и уже собиралась уходить, чтобы найти сестру и потребовать от нее ответов, когда снаружи раздался странный звук.

Я выглянула из окна гостиной и увидела под окном несколько автомобилей – не на подъездной дорожке, а у забора. Они разом выключили фары, а потом из машин начали вылезать люди. Человек десять, не меньше. Я думала, они пойдут к пляжу, но вместо этого они радостно побежали к коттеджам и громко забарабанили в дверь соседнего.

Марианна, разумеется, не открыла – она гуляла по утесам.

Эмбер встала на колени на диван рядом со мной.

– Что там?

Колин не открыл дверь.

Я сжимала телефон в кармане, готовясь звонить в полицию.

– Кто они? – спросила она.

Люди остановились, собрались вместе и зашептались. Посмотрели на машины, посмотрели на наш коттедж. Самый высокий из них двинулся в нашу сторону, и что-то на его шляпе блеснуло в свете фонаря.

Мишура.

– Я поняла, – сказала я, – это церковный хор, помнишь, мы видели их на ярмарке? Они собирают деньги.

– Быстрее! – сказала Эмбер.

Она побежала вниз и выключила верхний свет, пронеслась по гостиной, погасив три светильника, встала в дверном проеме, упираясь руками в косяк,