Я во всем виновата - Элизабет Кей

– Ну давай же! – прошипела она.

– Поздно, – возразила я. – Они нас видели. Они могут…

– Как звонко на скаку бубенчики звенят!

Они пели в унисон – а капелла, – явно не смущаясь тем, что коттедж внезапно погрузился в темноту. Голоса их отдавались среди старых балок и кирпичей здания. Пели они невероятно громко.

Я не помню, чтобы у нас в городе пели рождественские песни, хотя сыну они бы понравились: праздничные шляпы, хор. Не знаю, чувствовал бы ты то же самое. Я никогда не встречала человека, который был бы так многогранен, как ты, но при этом совершенно не имел бы слуха. Я помню, как впервые услышала, как ты пел себе под нос, разгружая посудомоечную машину. Меня поразило, как звучал твой голос, – ты не взял верно ни одной ноты.

Я отдала бы почти все, чтобы снова услышать твое пение.

– По свежему снежку в даль белую манят.

– Давай просто послушаем пару минут, – предложила я. – Это недолго, а потом мы сможем…

– Мы правда будем стоять на крыльце и улыбаться? – удивилась она.

– Да, – ответила я.

– Хорошо.

Я натянула на лицо улыбку, открыла входную дверь и удивилась, увидев столько народу: мужчин, женщин, даже нескольких подростков. Они стояли прямо у крыльца в два ряда и покачивали головой в такт.

Наступила короткая пауза – они закончили первую песню и перелистывали ноты в поисках второй. Я зааплодировала, зазвенев ключами от машины. Эмбер у меня за спиной громко хлопнула в ладоши.

– Три. Два. Один! – крикнул стоявший впереди всех мужчина.

– Вести ангельской внемли! Царь родился всей земли!

Я начинала дрожать, несмотря на многослойную одежду. Надо было надеть перчатки и шапку, хотя крыльцо немного защищало нас от сильного ветра.

– Надо поговорить, когда это закончится, – прошептала Эмбер.

Я кивнула.

– Это важно, – подчеркнула она.

– Хорошо.

Я думала о сестре. Почему она ушла, думает ли вернуться. Я представляла себе записку в кармане пижамы, лежавшей в ванной. Думала о браслете, о том, что он значил тогда и что значит сейчас. Я не могла отделаться от ощущения, что, возможно, моя кузина права и что-то действительно не так.

– Ты все перепутала, – сказала Эмбер, наклонившись вперед и почти касаясь губами моего уха. Ее теплое дыхание коснулось моей щеки.

– Что перепутала? – прошептала я.

Хор пел и пел гимны и праздничные песенки. Голоса их звучали бодро и весело. В первом ряду стоял мальчик лет четырнадцати-пятнадцати, с прыщами на лбу и на подбородке. Он нахмурился, когда мы зашептались.

– Ночь тиха, ночь свята, озарилась высота.

– Эмбер?

– Светлый ангел летит с небес, пастухам он приносит весть.

– Да. Потом. Я расскажу.

– Что я сделала не так? – спросила я.

– Я просто не хочу, чтобы ты уезжала. Я объясню, как только…

– Ты не можешь просто сказать?

Я не понимала, как громко говорю – уже совсем не шепотом. Я не заметила, что хор тоже запел громче, перекрикивая меня. Я не замечала их сложенных на груди рук и хмурых лиц.

– Да заткнетесь вы когда-нибудь?! – крикнула я.

И застыла, когда пение прекратилось.

– Я же говорила, – сказала какая-то женщина в заднем ряду.

– Мы вас больше не побеспокоим, – сказал высокий мужчина. – Мы просто хотели…

– Извините, я не хотела.

Я повернулась, чтобы взять сумочку, висевшую на крючке, и порылась в кошельке в поисках десятифунтовой купюры. Их там оказалось три, и я вытащила все. Я видела обескураженные лица певцов, которых ужаснул мой всплеск эмоций. В животе липким комом зашевелился стыд. Я протянула деньги подростку, все еще стоявшему впереди.

– Простите еще раз.

Я улыбнулась им. Слишком энергично помахала рукой. Несколько десятков раз крикнула «спасибо» и «простите». Когда они наконец разошлись, я повернулась к кузине.

– Ну давай, – сказала я.

Она вздохнула, сложила руки на груди и наклонила голову набок.

– Это не твоя вина, – сказала она наконец. – Это не ты.

– Что? – переспросила я.

– Тем летом.

Она взглянула на мокрый деревянный пол, на грязный влажный круг, оставленный одним из ее ярких белых кед. Она провела языком по губам и вздохнула.

– Я думала, это запретная тема, – сказала я.

– Я знаю, – ответила она, – я пыталась защитить ее. Я пыталась защитить тебя.

– Не понимаю.

Она посмотрела мне прямо в глаза и тяжело сглотнула:

– Это Лидия убила Пейдж.

Глава 29

Я предоставила тете возможность открыть дверь и долго слушала, как она объясняла дяде, что накануне вечером ничего ужасного не случилось, и что он не может ничего знать, потому что его там даже не было, и что не мог бы он перестать на нее кричать, большое спасибо, потому что это не она предложила поиграть в прятки, и, боже мой, они же дети, идиот, они так и должны себя вести!

Я еле дышала, притаившись за дверью гостиной.

Я тоже обижалась, сама не понимая почему, когда он критиковал ее кафтан и заколки в виде бабочек. Я подслушивала, ожидая, что он снова заговорит о пещере, – потому что он всегда хотел кого-то обвинить, – но вместо этого он болтал о фургонах на дороге, о ребенке, который заплакал на заправке, и своих новых водонепроницаемых часах. Я легла на диван и вытянулась, коснувшись пальцами рук и ног обоих подлокотников. Я прислушивалась, но все остальные спокойно спали.

– Хочешь кофе? – спросила тетя.

– Я хочу увидеть свою дочь, – ответил дядя.

И тогда, как по команде, над головой раздались шаги, начали открываться и закрываться ящики, зашумел кран в ванной, и единственный ребенок, за которым дядя признавал право на существование, сбежала по лестнице и бросилась ему в объятия.

– Малышка Пейдж! – воскликнул он.

А потом хмыкнул и сказал, что она становится слишком тяжелой и что девочкам нехорошо быть тяжелыми.

– Иди уже, – сказала тетя Мардж. – И верни ее до ужина, пожалуйста.

Я смотрела из окна, как он закинул ее на плечи, слышала, как она радостно завизжала. Я подождала, пока не зарычал двигатель, а затем прокралась в кухню. Мама сидела в халате, склонившись над очередной таблицей, а миска с хлопьями стыла в стороне.

– Он уехал.

– Я знаю.

Она вздохнула, выпрямилась, потянулась и замотала головой, так что у нее даже щеки задрожали.

– Так-то лучше.

Я кивнула.

– У тебя все хорошо?

Она разгладила свои бумаги на столе, вытерла каплю кофе. Я тогда думала, что финансовый отчет – это когда все по очереди отчитываются, и не понимала смысла калькулятора, мелких цифр, написанных карандашом без нажима, и бесконечных таблиц.

– Скучаешь?

Я балую нашего мальчика. Я все еще кормлю его с ложечки, укачиваю перед