Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля - Фанни ван де Грифт Стивенсон

с наступлением вечера Зеро, после многочисленных извинений, отпустил своего гостя. Его сообщники, как без тени смущения объяснил динамитчик, не на шутку встревожатся, увидев незнакомое лицо, поскольку им неведомы высокие душевные качества молодого человека и его благородные принципы.

Как только Сомерсет остался един, к нему тотчас вернулось тревожное утреннее настроение. Он проклинал себя за мягкотелость, он мерил шагами столовую, обдумывая твёрдые и жёсткие высказывания и репетируя их. Он колотил себя по руке, осквернённой рукопожатием убийцы, и во всей этой буре ощущений, охватившей его, всё чаще появлялась леденящая душу навязчивая мысль о том, что дом был буквально нашпигован всевозможными адскими химикатами. По сравнению с особняком пороховой погреб казался уютной курительной.

Сомерсет искал утешения в бегстве от реальности, в движении, в круговерти веселья. Пока были открыты питейные заведения, он методично обходил их в поисках света, покоя и приветливых лиц. Когда все они позакрывались, он было завёл дружбу с припозднившимся продавцом печёной картошки. В конечном счёте после долгого шатания по улицам он решил побрататься с полицейскими. О, как искренне он изливал свою вину стражам порядка, как страстно он рыдал на плече у одного из них! Страшная тайна всё время вертелась у него на языке, но он так и не позволил ей вырваться наружу. Наконец усталость начала брать верх над угрызениями совести, и, когда на улицах появились первые молочники, он вернулся к парадной двери особняка. Сомерсет смотрел на неё в ожидании чего-то ужасного, как будто дом вот-вот взорвётся. Он достал ключ, поставил ногу на ступеньку и совсем было собрался войти, как вновь пал духом и в поисках забвения ринулся к дверям заштатной кофейни.

Проснулся он около полудня. Осторожно пошарив в карманах, он обнаружил, что у него осталось всего полкроны. Заплатив за место на кушетке, он понял, что надо возвращаться в особняк. Он проскользнул в переднюю и на цыпочках прокрался к буфету, где хранил деньги. Ещё полминуты, и он на несколько дней забудет о своём жутком квартиранте, в то время как сможет спокойно обдумать планы на будущее. Однако судьба распорядилась иначе: раздался стук в дверь, и вошёл Зеро.

– Не помешал? – спросил он, широко улыбаясь. – Я уже начал беспокоиться, дорогой мой.

На его суровом лице появилось выражение искренней симпатии.

– Я так соскучился по настоящей дружбе, – продолжил он, – что боюсь показаться назойливым.

С этими словами он крепко пожал руку хозяину дома. Сомерсет не нашёл в себе сил не ответить на рукопожатие. Он не мог себя заставить поступить иначе. То, что он не мог ответить радушием на радушие, повергало его в неописуемое смятение. Подобный эмоциональный конфликт, вызывающий у благородных натур чувство вины, давил на него непосильным бременем, и Сомерсет что-то соврал в ответ, невнятно бормоча и отводя глаза.

– Ну вот и славно! – воскликнул Зеро. – Так и должно быть – и ни слова больше! Я начал беспокоиться и было подумал, что вы избегаете меня. Однако теперь я понимаю, что все мои опасения оказались напрасны, и приношу вам свои извинения. Идёмте же, обед давно ждёт. Составьте мне компанию и расскажите о своих ночных приключениях.

Природная доброта и мягкость характера словно запечатали уста молодого человека, и он снова позволил усадить себя за стол со своим зловещим и в то же время простодушным собеседником. Заговорщик вновь обратился к потрясающим разоблачениям: он то рассказывал о ком-то из членов тайного общества, то как бы невзначай называл адреса явочных квартир, и каждое его слово действовало на молодого человека, словно медленное закручивание «испанского сапога». Наконец, Зеро в своём казавшемся бесконечным монологе упомянул молодую даму, приходившую два дня назад. Ту самую, с которой Сомерсет общался всего несколько минут, но которая поразила его своим очарованием, дивными глазами и грациозностью движений.

– Так вы видели её? – спросил Зеро. – Красавица, не правда ли? Она тоже одна из наших. Настоящий товарищ. Правда, немного нервничает, когда видит всякие химикаты и реактивы, но по части хитроумных планов ей нет равных. Лейк, Фонбланк, Демарли, Вальдевия – вот некоторые из её псевдонимов. Настоящее же её имя… Нет, здесь, пожалуй, я захожу слишком далеко. Достаточно того, что именно ей я обязан тем, что поселился здесь, и, дорогой мой Сомерсет, счастьем познакомиться с вами. Похоже на то, что этот особняк ей знаком. Вот видите, дорогой мой, я ничего от вас не скрываю и открыто говорю всё, что вам угодно услышать.

– Бога ради, придержите же язык! – вскричал бедняга Сомерсет. – Вы и представить себе не можете, какая это для меня пытка!

Открытое лицо Зеро вдруг сделалось тревожным.

– Иногда, – ответил он, – мне начинает казаться, что вы испытываете ко мне неприязнь. Откуда, дорогой Сомерсет, откуда такое недоверие? Я подавлен, близится решающий час моей жизни. И если, – мрачно добавил он, – мои грандиозные планы потерпят крах, то мне не останется ничего, кроме презрения. Меня одолевают мрачные мысли, поэтому вы понимаете, сколь я нуждаюсь в вашем обществе. Наивный болтун, вы снимаете камень с моей души. И всё же, всё же… – Он отодвинул тарелку и встал из-за стола. – Идёмте, идёмте же. Сейчас самое время. Мне нужно подышать свежим воздухом и взглянуть на поле боя.

С этими словами он повёл Сомерсета на чердак, откуда, взобравшись по лестнице и открыв люк, они выбрались на крышу и оказались на платформе, обитой листовым свинцом. С одной стороны от неё находились дымоходы, а по бокам не было ни перил, ни ограждения, которые отделяли бы её от шиферной кровли дома. Оттуда открывался бескрайний вид на городские крыши и на видневшиеся вдали остроконечные башенки церквей.

– Вот! – вскричал Зеро. – Перед вами город богатый, кишащий людьми и повелевающий целыми континентами! Но скоро, очень скоро он падёт! Когда-нибудь вы услышите отсюда глас судного орудия – не трескучий, как разрыв шрапнели, но гулкий и мощный. Тотчас же вашему взору предстанет пламя. Да! – воскликнул он. – Да, тогда настанет час расплаты! И тогда бледный от ужаса блюститель закона побежит прочь радом с пойманным им вором. Пылай же, пылай, презренный город! Рухни, надменная монархия, рухни, словно Содом и Гоморра!

С этими словами он поскользнулся на свинцовой обшивке, и если бы не быстрая реакция Сомерсета, то непременно покатился бы вниз по крыше. Молодой человек оттянул его, бледного как полотно и вмиг обмякшего, от края платформы. Затем он помог Зеро спуститься по лестнице, а точнее сказать, стащил его на чердачный пол. Там заговорщик начал приходить в себя, вытер лоб и, обхватив ладонь Сомерсета