Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля - Фанни ван де Грифт Стивенсон

просторными верандами, стоял на холме и фасадом смотрел на Кубу. Его щедро обдували морские ветры, овевая нас своими опахалами, когда мы раскачивались в гамаках под пышными кустами магнолии. Позади дома по левую руку располагались жилища негров, за которыми простирались плантации, занимавшие примерно восьмую часть острова. Справа, у самого края сада, лежало обширное непроходимое болото, густо заросшее сельвой, покрытое коварными кочками, дышащее ядовитыми испарениями и кишащее ядовитыми моллюсками, гигантскими раками-людоедами, змеями, крокодилами и хищными рыбами. В эту жуткую топь путь был заказан всем, в ком не текла африканская кровь, европейца на каждом шагу подстерегала гибель там, где сам воздух пропитался смертью.

Однажды утром, от которого я и веду отсчёт всех своих невзгод, я вышла из своих комнат сразу после восхода солнца, поскольку в тропиках все встают рано, и не нашла никого из слуг. Я обошла весь дом, призывая хоть кого-нибудь, и моё удивление быстро сменилось тревогой, когда я вышла во двор, покрытый лёгкой крышей, и увидела там толпу негров. Даже когда я оказалась среди них, ни один не повернулся и не обратил на моё появление ни малейшего внимания. Их глаза и уши были обращены к женщине, богато и со вкусом одетой, обладавшей изящной осанкой и мелодичным голосом. Лицо её состарили не годы, а праздность и постоянное потакание своим прихотям. Оно несло на себе печать самых необузданных страстей, а глаза её горели зловещим и алчным огнём. Не столько её внешность, сколько пагубный жар, исходивший из глубин её души, заставил меня в ужасе отшатнуться. Словно ядовитый цветок или зачаровывающая взглядом змея, эта женщина напугала меня и привела в смятение. Но я была не робкого десятка: подавив в себе минутную слабость и пробравшись сквозь столпившихся рабов, смущённо склонившихся передо мной, я спросила повелительным тоном:

– Кто это такая?

Молодая негритянка, к которой я неплохо относилась, шёпотом посоветовала мне быть осторожнее, поскольку передо мной стояла сама госпожа Мендизабаль; однако это имя было мне совершенно незнакомо.

Тем временем женщина, поднеся к глазам лорнет, рассматривала меня с бесстыдным любопытством.

– Девушка, – наконец произнесла она, – у меня огромный опыт по части обуздания строптивых слуг, чем я весьма горжусь. Вы очень мне приглянулись, и, не будь у меня куда более важных дел, я бы, несомненно, выкупила вас у вашего отца.

– Сударыня… – начала я, но слова застряли у меня в горле.

– Неужели вы не знаете своего положения? – спросила она с язвительной усмешкой. – Как забавно! Я положительно должна купить её. Надеюсь, она многому обучена? – продолжила она, обращаясь к слугам.

Раздалось несколько голосов, заверивших её, что молодую госпожу воспитали, как благородную даму. Так им казалось по их недомыслию.

– Она прекрасно подойдёт для моей лавки в Гаване, – заключила сеньора Мендизабаль, снова пристально разглядывая меня в лорнет. – И я с превеликим удовольствием, – подчеркнула она, глядя мне прямо в глаза, – познакомлю вас с кнутом.

С этими словами она улыбнулась мне зловещей улыбкой.

Тут моё терпение лопнуло. Назвав нескольких слуг по имени, я приказала им выпроводить эту женщину за порог, довести её до лодки и отправить на большую землю. Но они в один голос воспротивились моим приказаниям и, подходя всё ближе, стали просить и умолять меня проявить благоразумие. Когда же я повысила голос, высказавшись об этой нахалке в выражениях, которых она заслуживала, они отшатнулись от меня, словно от богохульствующей. Эту чужачку окружало какое-то суеверное подобострастие и покорность, проявившееся в их внезапно изменившемся поведении, в бледности, возобладавшей над цветом их кожи, и страхе, обращённом на меня. Я снова взглянула на госпожу Мендизабаль. Она стояла, преисполненная достоинства, и смотрела на меня в лорнет с ехидной улыбкой на губах. Весь её вид говорил о том, что ей нипочём все мои угрозы. С моих губ сорвался крик ярости, ужаса и отчаяния, и я опрометью ринулась прочь с веранды и из дома.

Я побежала к берегу, не разбирая дороги. От такого внезапного поворота событий и обрушившихся на меня оскорблений голова у меня шла кругом. Кто она такая? Кикою властью она подчинила себе моих покорных негров? Почему она обращалась ко мне, как к рабыне? Почему говорила о том, чтобы выкупить меня у отца? Я не могла найти ответов на эти жуткие вопросы, и в охватившем меня смятении чувств весь мир заслоняло дышавшее злобой лицо этой женщины.

Я всё ещё бежала, охваченная гневом и ужасом, когда заметила отца, шедшего от пристани навстречу мне. С жалобным криком я бросилась в его объятия и разрыдалась у него на плече. Он уговорил меня присесть под росшей неподалёку карликовой пальмой, успокоил меня, но как-то рассеянно и, как только я немного пришла в себя, довольно резко спросил меня, отчего вся эта истерика. Его тон удивил меня и придал мне твёрдости. Спокойным голосом, хотя и всхлипывая, я рассказала ему, что на острове появилась чужачка (при этом мне показалось, что он вздрогнул и побледнел), что слуги меня не слушаются, что чужачку зовут госпожа Мендизабаль. Мне показалось, что при звуках этого имени он одновременно испытал тревогу и облегчение. Я продолжила, что она оскорбляла меня, обращалась со мной, как с рабыней (при этих словах отец нахмурился), угрожала выкупить меня и расспрашивала моих слуг в моём присутствии. Наконец, будучи не в силах сносить подобные оскорбления, я в ужасе, изумлении и негодовании ринулась прочь из дома.

– Тереза, – мрачно начал отец, – сегодня я должен воззвать к твоему мужеству. Я должен многое тебе рассказать, и ты должна многое сделать, чтобы помочь мне, ибо дочь моя обязана проявить всю свою силу духа. Касательно же Мендизабаль – что мне о ней сказать? И как мне сказать тебе, кто она такая? Двадцать лет назад она была красивейшей из рабынь. Теперь же она та, какой ты её видела: рано постаревшая, отмеченная печатью всех мыслимых пороков и всевозможных гнусных деяний, но свободная, богатая, замужем, говорят, за весьма достойным человеком, да поможет ему бог! К тому же обладающая на своих соплеменников, кубинских рабов, влиянием столь же безграничным, сколь же загадочна и непостижима его природа и причина. Ходят слухи, что она утверждает и поддерживает свою власть с помощью жутких обрядов, ритуалов культа худу. Как бы то ни было, я прошу тебя выбросить из головы всякую мысль об этой непревзойдённой ведьме. Угроза исходит отнюдь не от неё, и я твёрдо обещаю, что ты никогда не попадёшь в её