Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля - Фанни ван де Грифт Стивенсон

по сравнению с человеческой жизнью? Но он замотал головой и решительно отказался, твердя, что эта ведьма госпожа Иезавель найдёт сокровище, что он честный человек и не позволит себя обманывать. Говоря это и много чего ещё, он тяжело дышал, хватая ртом воздух. Вскоре он поднялся на ноги, заявив, что справился с собой, но, когда мы продолжили свой путь, я увидела, что лицо его изменилось, и заметила первые признаки быстро надвигавшейся погибели.

– Хозяин, – взывала я к нему, – вы бледны как смерть, мне больно это видеть. У вас покраснели глаза, а сам вы весь пунцовый, словно рубины, за которыми мы идём.

– Ну ты, женщина! – гневно проревел он. – Лучше смотри вперёд да себе под ноги! Клянусь Богом, если ты ещё раз выведешь меня из себя своим оглядыванием, я тебе напомню, что моя милость переменчива.

Чуть позже я заметила на земле червяка и прошептала, что от прикосновения к нему можно умереть. Потом я увидела, как большая ярко-зелёная змея быстро переползла через тропу. Я остановилась и с ужасом посмотрела на своего спутника.

– Это могильная змея, – прошептала я. – Она настигает свою жертву, словно гончий пёс.

Но он оставался непреклонен.

– Я исходил много дорог, – заявил он. – Джунгли тут, конечно, страшные, но скоро всё кончится.

– Как? – удивилась я, глядя на него с какой-то странной улыбкой. – Что значит «всё кончится»?

Тут он расхохотался, но как-то неестественно. Мы заметили, что тропа расширяется и идёт вверх.

– Вот! – вскричал он. – Ну, что я тебе говорил? Самое плохое уже позади.

И в самом деле, мы вышли к ручью, который в том месте сужался. Поперёк него лежало поваленное дерево. Однако по обе стороны от нас он тёк по широкому руслу под куполом деревьев и вьющихся лиан. Его грязно-рыжая вода источала зловонные испарения, то и дело на поверхности показывались приплюснутые головы крокодилов, а берега ручья буквально кишели ярко-красными крабами.

– Если мы упадём с этого шаткого мостика, – предупредила я, – то нас мигом сожрут кайманы! Если мы хоть чуть-чуть отклонимся от тропы, то угодим в трясину, где нас подстерегают мириады ползучих гадов и насекомых! Они только и ждут, чтобы наброситься на увязшую в болоте добычу! Куда уж человеку справиться с тысячей облепивших его тварей! И какая жуткая смерть – быть заживо разорванным на куски!

– Ты с ума сошла, девчонка?! – заорал он. – Заткнись и ступай вперёд!

Я снова посмотрела на него, на сей раз покорным взглядом. Он вскинул трость, которую держал в руке, и ударил меня по лицу.

– Вперёд! – заревел он. – Я не намерен целый день ждать смерти в этой грязище из-за какой-то негодной тявкающей рабыни!

Я снесла это оскорбление молча и с улыбкой, но кровь буквально вскипела в моих жилах. Я слышала, как с глухим всплеском что-то упало в воду. И я сказала себе, что это были остатки моей жалости.

На противоположном берегу ручья, куда мы кое-как перебрались, деревья стояли не так плотно, а лианы не сплетались в сплошную стену. Тут и там сквозь густую листву виднелись кусочки неба, а могучие стволы деревьев не так сильно кишели насекомыми. По левую руку от нас стоявший на краю крохотной поляны кипарис сразу бросался в глаза, а тропа расширялась; на самой же поляне громоздились муравейники. Я положила инструменты и корзину у подножия кипариса, где их сразу же облепили муравьи, и снова посмотрела на свою ничего не подозревавшую жертву, лицо которой скрывала густая пелена висевших в воздухе москитов.

– Вот тут то самое место, – сказала я. – Я не научена копать и ради вашего блага умоляю вас отрыть сокровища как можно быстрее.

Он снова устало осел на землю, ловя ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Я увидела, что его лицо начинает багроветь так же, как днём раньше у моего отца.

– Мне плохо, – прохрипел он, – очень плохо. Болото как будто хоровод водит вокруг меня, а мошкара прямо ревёт в ушах. У тебя есть вино?

Я налила ему стакан вина, и он жадно осушил его.

– Вам решать, – глухо проговорила я, – стоит ли упорствовать дальше. Это болото проклято.

– Дай мне кирку, – ответил он. – Где зарыты драгоценности?

Я сбивчиво рассказала ему, и он яростно замахал киркой. Стояла нестерпимая жара, вокруг царил полумрак, поскольку солнце едва-едва пробивалось сквозь густую листву, но ему всё было нипочём. Он сразу же взмок, и его лоснящееся от пота лицо облепили насекомые.

– Как это опасно, хозяин, вспотеть в таком месте, – предостерегла я его. – Через открытые поры в вас вольётся лихорадка.

– Это ещё что такое?! – взревел он, на мгновение оставив кирку. – Ты что, хочешь свести меня с ума?! Неужели ты думаешь, что я не знаю, какой опасности подвергаюсь?!

– Я хочу лишь одного, – ответила я, – чтобы вы работали быстрее.

После этого, мысленно перенесясь к смертному одру отца, я начала еле слышно настойчиво повторять одно и то же слово:

– Быстрее, быстрее, быстрее.

К моему удивлению, искатель сокровищ вскоре подхватил мое заклинание, и с каждым всё более слабеющим и неверным ударом кирки он повторял, словно какой-то припев: «Быстрее, быстрее, быстрее». Потом: «Время нам терять нельзя, а болото это проклято, проклято, проклято». Его слова напоминали бред больного лихорадкой. Он перестал потеть, а лицо у него сделалось красно-кирпичного цвета. Показалась крышка шкатулки с сокровищами, но он, казалось, не заметил этого и упорно продолжал долбить землю.

– Хозяин, – сказала я, – вот же они, сокровища.

От этих слов он как будто проснулся.

– Где?! – вскричал он. Увидев шкатулку своими глазами, он добавил: – Неужели это правда? Наверное, у меня кружится голова. Девчонка! – вдруг взревел он таким голосом, интонации которого я уже слышала. – Что происходит? Неужели это болото и впрямь проклято?

– Это могила, – ответила я. – Вы отсюда живым не выйдете. Что же до меня, то я вверяю свою жизнь деснице Господней.

Он рухнул на землю как подкошенный то ли от моих слов, то ли от приступа смертельного недуга. Однако вскоре он поднял голову.

– Ты завела меня сюда, чтобы прикончить, – прохрипел он. – Рискуя собственной жизнью, ты обрекла меня на гибель. Зачем?

– Чтобы спасти свою честь, – ответила я. – Ведь я же вас предупредила. Не я ваш погубитель, а алчное стремление к пригоршне камней.

Он вынул револьвер и протянул его мне.

– Слушай, – начал он, – я мог бы пристрелить тебя прямо здесь. Но я умираю; ничто не спасёт меня, а за мной так много грехов. Боже мой, боже мой, – пробормотал он