Тайны дубовой аллеи - Юлия Викторовна Федотова

ее и не было. Когда Эмили с Агатой успели прибраться? Когда они ушли? Как он ложился спать? Веттели решительно ничего не помнил. С ума сойти! Неужели он умудрился так напиться всего-то парой кружек эля? Вот стыд! Или это волькширский эль оказался особенно забористым, хуже неразбавленного виски? Что о нем подумала Эмили?

– И нет никакого стыда. И эль тут ни при чем, – невнятно пробормотала Гвиневра – должно быть, он нечаянно разбудил ее безмолвной речью. – Это ведьма тебя нарочно усыпила. Сказала, что у тебя нездоровый вид, что тебе надо хорошо выспаться, всякое такое. Правильно сказала, ты вчера был нервным вроде Огастеса Гаффина. Что ж, я понимаю, нелегко сохранять душевное равновесие, когда тебе грозит виселица! – Последняя фраза прозвучала уже вполне бодро и живо.

– Ах, давай не будем о виселицах с утра пораньше, – томно попросил Веттели, подражая пресловутому поэту. Настроение сделалось отличным: с одной стороны, было немного неловко, что дамам пришлось его укладывать, как маленького или пьяного, с другой – так приятно, когда о тебе кто-то заботится! Да, жизнь временами бывает удивительно хороша! Обидно, если придется с ней расстаться по чужой вине.

После уроков, сокращенных по случаю траура, хоронили бедного Мидоуза. Церемония вышла совсем уж скромной – некому было оплакивать сироту. Искренне опечаленным снова выглядел один только профессор Инджерсолл. Во всяком случае, речь, произнесенная им, звучала очень трогательно, именно она, а вовсе не горечь утраты заставила прослезиться кое-кого из девочек и их воспитательниц.

Уже на следующий день жизнь Гринторпа вошла в обычную колею. Веттели с огорчением замечал, как мало повлияло на нее случившееся. Ученики, будучи потенциальными жертвами зловещего убийцы, не проявляли ни малейших признаков страха. Ну, это понятно: дети есть дети, им простительна беспечность. Но о чем думали их классные наставники и учителя? Никаких специальных мер так и не было принято, если не считать дежурившего в коридоре констебля. Один-единственный констебль на три школьных крыла – это же смешно! Судя по его унылому виду, он сам это понимал. Зато дети нашли себе новое развлечение – воровать полицейский шлем. Нельзя сказать, что такое их поведение способствовало улучшению настроения бедного стража порядка. Веттели из сострадания принес ему на пост чашечку кофе, и тот пожаловался, опасливо оглянувшись:

– Чувствую себя полным дураком! Какой смысл здесь торчать? Между нами говоря, этот эльчестерский сыщик – непроходимый болван, вы так не находите, мистер Веттели?

– Нахожу! – от души согласился тот. – Редкий болван, второго такого поискать! Боюсь, не отправил бы он меня на виселицу, ведь я у него главный подозреваемый.

– А я вам вот что на это скажу, мистер Веттели. – Констебль заговорщицки понизил голос. – Вам надо непременно позаботиться об алиби на момент третьего убийства. Тогда вы будете автоматически оправданы в первых двух.

– Вы считаете, будет и третье? – переспросил Веттели машинально – на самом деле он и сам так считал.

Констебль пожал плечами, ответил философски:

– А почему бы и нет? Случилось два убийства, мотива на первый взгляд нет. Жертвы никак не связаны между собой, в школе они друг с другом никогда не общались и не имели совместных дел. Нет общих связей и в их домашней жизни, уже проверено. Совпадает только время – на рассвете, и способ – удар в левый глаз. Такие детали однозначно наводят на мысль о маниакальном характере убийства. А маньяки, знаете ли, сами никогда не останавливаются. Поэтому, если Поттинджер не поторопится, третьего несчастья не миновать, помяните мое слово. И то, что я здесь маячу, как привидение, никого не защитит, пустая трата времени. Но поди ж ты докажи этому упрямому ослу! А, что там говорить! – Он безнадежно махнул рукой. – В общем, старайтесь как можно реже оставаться в одиночестве, иначе он и третье убийство с большим удовольствием свалит на вас, чем-то вы ему здорово не угодили.

Интересно, чем? Неужели есть что-то общее между полицейским инспектором Поттинджером и школьным поэтом Гаффином? Забавно!

Несколько дней Веттели вел образ жизни закоренелого параноика, и только армейская привычка к дисциплине позволила ему выдержать этот режим.

Бедная Эмили, ей тоже пришлось нелегко. Каждый вечер она провожала его до дверей комнаты, целовала в щеку на прощание, а потом запирала дверь снаружи на навесной замок, специально для этой цели слезно выпрошенный у Коулмана. Наутро она должна была первым делом бежать через всю школу, чтобы выпустить добровольного пленника из заточения. Затем они вместе спускались в обеденный зал, оттуда она сопровождала его в класс, и только потом могла идти по своим делам. «Ничего, – смеялась она, – зато я точно знаю, что ты мне не изменял, это же заветная мечта любой девушки!»

В перерывах между уроками Веттели под разными предлогами задерживал в кабинете нескольких учеников и отпускал только тогда, когда им на смену приходил другой класс. Перемещаясь по школе, старался увязаться за кем-нибудь из учителей; чаще всего ему подворачивались профессор Фредерикс и профессор Карлайл из кабинета напротив. Кончилось тем, что алхимик остановился посреди лестницы и спросил прямо:

– Молодой человек, вы меня преследуете? – Голос его сорвался на визг, по тощему зеленоватому лицу пошли красные пятна. Похоже, он был всерьез напуган.

– Нет, – так же прямо ответил Веттели. А что ему еще оставалось? – Просто нахожусь в поле вашего зрения, чтобы вы при случае составили мне алиби, засвидетельствовали, что я мирно гулял по коридору, а не резал очередного воспитанника.

– Ах, избавьте меня от ваших игр! – воскликнул профессор нервно и даже притопнул ногой. – Развлекайтесь где-нибудь в другом месте, я уже не в том возрасте, чтобы в них участвовать!

Подумать только, он считал это развлечением!

«Принципиально от него не отстану, – решил Веттели. – Уж теперь-то он точно меня заметит, лучшего свидетеля не подберешь».

Тогда Фредерикс пожаловался начальству.

Профессор Инджерсолл пригласил Веттели к себе в кабинет после уроков, спросил мягко:

– Как ваши дела, мой мальчик, все ли в порядке?

– К сожалению, нет, сэр! – отрапортовал тот и выложил профессору все как есть: и о том, что является главным подозреваемым, и о том, какие меры вынужден по этому поводу принимать.

К его удивлению, профессор Инджерсолл разразился смехом.

– Ох! – простонал он, вытирая глаза платочком. – Ох, простите меня, Берти, если моя веселость показалась вам неуместной. Ваше положение действительно ужасно, я понимаю. Просто ко мне приходил профессор Фредерикс… неважно. Главное, теперь я ему все могу объяснить и успокоить.

– Да я ему и сам уже объяснял, сэр. Он знает, зачем я за ним хожу.

– Ох. – Профессор снова хихикнул. – К сожалению,