Госпожа следователь, или Мария Сергеевна снова в деле - Хелен Гуда

— Я понимаю тебя, Мари, — сказал он мягко, стараясь успокоить мой пыл, обуздать мою ярость. — Но посмотри на себя. Ты едва стоишь на ногах. Тебе самой сейчас нужна помощь. Ты понимаешь это?

Он внимательно взглянул на меня, в его глазах я читала беспокойство обо мне. Я практически увидела себя его глазами. Бледную, уставшую и невероятно изможденную.

— Я отправлю сообщение своим людям, — продолжил Жофрей, стараясь говорить спокойно и убедительно, как с маленьким ребенком. — Они найдут этого Этьена Леруа и задержат его без нашей помощи. Поверь мне, Мари, он никуда не денется, я лично прослежу за этим. Обещаю. А я… я просто больше не могу смотреть на то, какая ты уставшая, какая ты измученная. Ты сделала достаточно, Мари. Ты сделала даже больше чем достаточно. Позволь мне позаботиться о тебе, позволь мне немного побыть твоим щитом, твоей опорой.

Он прижал мою холодную руку к своей груди, туда, где билось его сильное, надежное сердце, точно пытаясь согреть меня своим теплом, передать мне часть своей силы, своей неукротимой энергии.

— Тебе нужно отдохнуть, Мари. Набраться сил, хорошо выспаться. Выбрось все эти мысли из головы хотя бы на несколько часов. А завтра… завтра мы вместе во всем разберемся, вместе докопаемся до правды, до самой сути. Я обещаю тебе.

Во мне боролись долг и отчаяние. Разум твердил одно, а тело — другое. Как следователь я не имела права отступать, не имела права позволить преступнику избежать наказания. Но как женщина… как просто уставший человек я чувствовала, что силы на исходе, что еще немного — и я просто сломаюсь. Голова раскалывалась от напряжения, будто там беснуется рой разъяренных пчел, а все мышцы ныли от невыносимой боли.

Я снова посмотрела на Жофрея. В его глубоком темном взгляде, за которым обычно скрывалось столько тайн и загадок, я увидела сейчас лишь искреннюю заботу, неподдельную тревогу и… любовь. Я знала, что он прав, что его слова искренни и продиктованы лишь желанием помочь мне, защитить меня. Я не могла продолжать в таком состоянии, не могла рисковать ни своей безопасностью, ни его, будучи настолько измотанной.

Я медленно кивнула, чувствуя, как сдаюсь под напором усталости и уступаю его убедительным словам.

— Хорошо, — прошептала я едва слышно, будто боясь разрушить этот хрупкий мир, что воцарился между нами. — Но завтра… завтра мы обязательно вернемся к этому делу. Мы не оставим это так. Мы выведем этого Леруа на чистую воду.

Жофрей нежно улыбнулся, увидев мою капитуляцию, и поцеловал меня в лоб, чувствуя, как моя кожа обжигает его своим жаром. Я понимаю, что у меня, наверное, температура. Все тело ломит так, как будто меня били. Не хватало только заболеть.

— Конечно, Мари. Завтра. А сейчас — только отдых, только сон. Никаких расследований, никаких злодеев, никаких тайн. Только ты и тишина. Позволь себе это, прошу тебя.

Мы покинули дом Ришелье и направились к дому с моей съемной квартиркой.

Когда Жофрей остановил карету у моего дома, небо, точно вспомнив о своих обязанностях, разогнало тучи, и звезды усыпали небосвод. Всю дорогу мы ехали молча, но это не было тягостно. Каждый думал о своём, но невидимая нить связывала нас. Я чувствовала его переживания, видела их в его взгляде, в каждом жесте. Я испытывала к нему благодарность, переплетающуюся с желанием быть рядом, чувствовать его тепло.

Он помог мне выйти из кареты. Мне даже показалось, что он боится, что я могу свалиться без сил. И если честно, я была близка к этому. Мне была приятна эта забота. В моем мире ее не было. Никто никогда так не заботился обо мне.

"Ну вот, а ты нос от мужика воротишь", — раздался в голове сонный голос Милди. Давненько не было слышно эту ленивую драконицу. Я лишь цикла на нее и улыбнулась Жофрею.

— Ты уверена, что тебе не нужна помощь? — спросил Жофрей, и в его голосе было беспокойство. Его глаза смотрели на меня с тревогой, словно желая защитить от всех бед. — Я могу подняться с тобой и убедиться, что все в порядке. Приготовить тебе чай, помочь раздеться…

— Все в порядке, — тихо ответила я, чувствуя румянец на щеках от его близости и заботы. Внутри все трепетало от нахлынувших чувств к этому невероятному мужчине. — Мне просто нужно отдохнуть. Ты прав. И тебе тоже нужен сон.

Мы стояли на улице в ночной прохладе. Ветерок играл с моими волосами, и я поняла, что не хочу его отпускать. Не хочу, чтобы он уходил в эту ночь, оставляя меня одну. Может быть, я поступаю глупо и после такого тяжелого дня это не самый подходящий момент, но я хотела, чтобы он был рядом. Мы столько пережили вместе, столько раз рисковали жизнью, что сейчас, когда опасность миновала, мне необходимо его присутствие как воздух.

— Жофрей… — начала я, но слова застряли в горле. Я не знала, как выразить свои чувства.

Он ждал не перебивая. Его взгляд был на моём лице, замечая каждое изменение в моем настроении. Я чувствовала его внимание, и это придавало мне смелости.

Я набрала в грудь воздуха и сказала:

— Останься со мной… сегодня. На эту ночь.

В его глазах мелькнуло удивление, а затем желание. Я видела, как он хочет согласиться, но сомневается, боясь переступить невидимую черту.

— Мари… — произнес он тихо, пробуя мое имя на вкус. — Ты уверена? Я не хочу, чтобы ты потом пожалела об этом, чтобы ты почувствовала себя обязанной…

Я не дала ему договорить. Подошла ближе и прикоснулась к его щеке. Его кожа была прохладной. Я чувствовала легкую щетину, и по телу пробежали мурашки.

— Я никогда ни о чем не жалею, — прошептала я, глядя ему в глаза. — Особенно когда дело касается тебя, Жофрей.

Он смотрел на меня, взвешивая каждое мое слово. Я чувствовала напряжение, воздух становился наэлектризованным, точно перед грозой.

Наконец я увидела, как он сдался. В его глазах вспыхнул огонь. Решение было принято.

— Хорошо, — прошептал он, и в его голосе была страсть, с трудом сдерживаемая самоконтролем. — Я останусь. Я буду с тобой.

Он шагнул вперед, и в одно мгновение я оказалась в его объятиях. Его руки, сильные и надежные, обхватили меня, прижимая к себе так крепко, словно он боялся, что я могу исчезнуть, растаять в ночном воздухе.

Он взял меня на руки и словно перышко понес к дому. Поднявшись по крутой узкой лестнице,