Госпожа следователь, или Мария Сергеевна снова в деле - Хелен Гуда

— Как знаете, — пожал плечами Шмидт, ничуть не огорчившись. — Что ж, теперь вам стоит подумать о своем будущем.

Я нахмурилась, не понимая, о чем он говорит. Неужели и он, как и все остальные, намекает на мою помолвку с Дюбуа? Неужели в этом королевстве нет других тем для разговоров?

— Что будет с ними? — спросила я, кивнув в сторону уже закованных в магические кандалы Элоизы и Алекса. Их лица, искаженные злобой и страхом, сейчас напоминали маски, снятые с обезумевших актеров.

Шмидт усмехнулся и хмыкнул, и этот звук заставил меня содрогнуться. В нем были какая-то леденящая душу жестокость и отстраненность.

— Правосудие, Мари. Их осудят. Какое наказание их ждет, решит суд. Но можете не сомневаться, на свободе они больше не окажутся.

Такие знакомые слова для моей профессии каждый раз бьют под дых, выбивая воздух из легких. Сколько я видела людей, которые сами портят себе жизнь, совершая преступления, и все равно не могу без жалости относиться к тому, что они пустили свою жизнь под откос.

Я отвернулась от Шмидта, не в силах больше смотреть в его холодные глаза, и направилась к телу Эвергрина-старшего, лежащему неподвижно у алтаря. Он казался таким хрупким и беззащитным. Его лицо было бледным как полотно, а тело казалось слабым, словно сломанная фарфоровая кукла. Я опустилась на колени рядом с ним, приложила дрожащую руку к его шее, отчаянно пытаясь нащупать пульс. Ничего. Мои пальцы дрожали, словно осенние листья на ветру. Не может быть… Неужели все было зря?

Но потом… я почувствовала слабое, почти неуловимое биение. Едва различимое, словно трепет крыльев бабочки, но оно было.

— Он жив! — закричала я, не веря своему счастью и облегчению, захлестнувшему меня с головой. — Эвергрин жив! Кто-нибудь, помогите!

Шмидт, Дюбуа и остальные инквизиторы замерли словно пораженные громом, уставившись на меня. В их глазах читались недоверие и удивление. Все бросились к мужчине, и Дюбуа, проявив заботу, отвел меня в сторону, чтобы меня не снесли крепкие мужские тела, спешащие оказать помощь.

Я откинулась на руки Дюбуа, обессиленная до кончиков пальцев, но счастливая искра все же теплилась в груди. Кажется, все пережитое не зря. Несмотря на въевшийся в ноздри запах гари и крови, несмотря на горечь предательства, здесь, в этой проклятой часовне, забрезжил слабый луч надежды, словно рассвет после долгой и мучительной ночи. "Старший Эвергрин жив", — эта мысль бальзамом лилась на израненную душу. А убийцы… убийцы понесут заслуженное наказание. И хоть осадок остался горький, как полынь, на душе стало немного легче, будто огромный камень, давивший на плечи, внезапно рассыпался в пыль.

Пока инквизиторы, склонившись над Эвергрином-старшим, колдовали, возвращая ему ускользающую жизнь, я обвела взглядом помещение. Часовня зияла разрухой, словно после яростного побоища. Перевернутые скамьи валялись в беспорядке, словно их отшвырнула гигантская рука. Разбитые витражи, когда-то расцвеченные небесными и алыми красками, теперь представляли собой груду осколков, мерцающих в отблесках факелов. Обломки люстр, хрустальные слезы которых давно высохли, усыпали пол, зловеще поблескивая в тусклом свете. Казалось, здесь не просто побывали враги — здесь пронеслась буря, сметающая все на своем пути, оставляя после себя лишь хаос и разрушение. Жофрей обнял меня крепче, чувствуя, как мелкая дрожь пробирает мое тело, и прошептал на ухо, обдавая теплым дыханием.

— Все кончено, Мари. Мы справились.

И я почти поверила ему. Впервые за долгое время я ощутила хрупкое, ускользающее чувство безопасности рядом с этим мужчиной. Его спокойствие и уверенность, словно исцеляющий эликсир, медленно перетекали и в меня, заглушая панику и страх.

— Еще не все кончено, — произнесла я тихо, скорее самой себе, чем ему. Голос звучал хрипло и устало.

— О чем ты? — мужчина отстранился и посмотрел на меня удивленно, в его глазах плескались непонимание и тревога.

— Нам надо вывести на чистую воду дядю Натали и поспешить к Ришелье… Может быть… Может быть, мы еще успеем его спасти, — я подняла взгляд на мужчину и почувствовала, как нестерпимая усталость накатывает волной, грозя сбить с ног. Кажется, с момента начала расследования не было и дня, чтобы я позволила себе полноценно отдохнуть.

— Я все сделаю, — кивнул мне Дюбуа, не выпуская из рук, его взгляд был полон решимости и нежности. Он знал, что сейчас мне нужна поддержка как никогда.

— Я помогу, — я не могла оставить эти дела недоделанными.

Вскоре Эвергрина, укрытого магическим полотном, сотканным из сверкающих нитей энергии, аккуратно перенесли на носилки и вынесли из часовни. Казалось, что он парит в воздухе, словно спящий ангел. Шмидт отдал последние короткие распоряжения своим людям, его голос был сух и бесстрастен, и повернулся к нам.

— Разбирайтесь с остальным сами, — бросил он и, словно ускользающая тень, исчез в ночи, растворившись в густом мраке. Без лишних слов. Без прощаний. Такой уж он человек, немногословный и непредсказуемый.

Жофрей усмехнулся, провожая его взглядом, в усмешке читались и восхищение, и легкое раздражение.

— Ну что, следователь Мари Уилкотт, — сказал он, с лукавой улыбкой глядя на меня, — самое время отправиться спасать всех остальных. Ты готова к последнему рывку?

— Готова, — храбрюсь, пытаясь отогнать липкую усталость, словно назойливую муху. Нужно собраться с силами для последнего рывка в этом запутанном и смертельно опасном расследовании. — Едем, — и, собрав остатки воли в кулак, решительно направляюсь на выход, вдыхая свежий ночной воздух, наполненный запахом влажной земли и сосновой хвои. Впереди еще много работы.

Холодный пронизывающий ветер, казалось, насквозь прошил меня своими ледяными иглами. Он терзал мои волосы, выдергивая непокорные пряди из прически и швыряя их в лицо, словно насмехаясь над моей поспешностью. Взмыленные лошади, понукаемые неистовым хлыстом Бена, несли карету мимо темных зловещих домов, по мокрым, блестящим от дождя мостовым ночного города. Колеса взлетали в воздух, обдавая фонтанами грязной воды, что оседали на моем платье мелкими мерзкими брызгами. Оказывается, пока мы были в западне у убийц в часовне, прошел дождь. Сердце бешено колотилось в груди, отчаянно отсчитывая секунды, словно неумолимый барабанщик, отбивающий траурный марш перед казнью. Дядя Натали… сейчас он казался какой-то размытой, неважной фигурой, мелкой сошкой в этой дьявольской игре, по сравнению с той ужасной угрозой, что нависла над Ришелье. Интуиция, острым кинжалом пронизывающая мою душу, кричала, вопила о том, что мы опаздываем, что каждая бездарно потерянная минута может стать роковой.

Я сидела напротив Жофрея, вцепившись побелевшими пальцами в край сиденья, как обессиленный утопающий — в спасательный, но такой