Приговор окончательный! - Сергей Григорьевич Алтухов

с Пантюховым один на один. — Был, мол, да весь вышел. — Боровец, слегка пригнувшись, потер лысый затылок. — Народ вон к Новому году готовится, — глянув в окно, Василий Иванович проводил тоскливым взглядом высокого прохожего с пушистой елкой, — а я здесь. И сколько еще пробуду, — неизвестно, — Василий Иванович с неприязнью посмотрел на следователя.

— Пробыть, действительно, придется. Да еще потом и срок отбывать, — понимающе откликнулся капитан. — Но и то и другое может быть сокращено. — Леонид Тимофеевич старался не торопить события. Волнение Боровца начинало передаваться и ему. — Только вот, пока вы сидите, кое-кто по столичным ресторанам разгуливает. Обидно, поди? — осторожно намекнул капитан.

При этих словах широкое лицо Боровца стало багровым.

— Не погуляет! — вскинул он свои острые пронзительные глазки на Пантюхова. — Ладно, Леонид Тимофеевич, — Боровец картинно затянул паузу, — ваша взяла. Дам я вам компромат на босса! Не верю, конечно, что вы его арестовать сможете. А если напрямую — не верю, что и задеть хоть малость сумеете. Но факты дам.

Уж очень ты мужик настырный — любого хохла, пожалуй, перешибешь. — Василий Иванович смачно сплюнул в урну. — Только наперед говорю: после не взыщите, в таком вопросе вы свою голову под топор подставляете. Лесенка-то пойдет аж до министерства. Поинтересоваться, наверное, хотите, почему сейчас прорвало? Отвечу. Ждал я, Леонид Тимофеевич, грешным делом, помощи от людей ждал! А сегодня на примере этого вот... — Боровец брезгливо кивнул в сторону стула, где недавно сидел Крюков, — убедился. Да что убедился — утвердился: дерьмо людишки-то. Даже те, кто в друзьях числился. Ты тут, зубы стиснув, прикрываешь кое-кого, на признательность рассчитываешь, а они, твари, уже молебен по тебе заказывают! Торопятся. Ну а в таком разе, и мне немым прикидываться — не резон. Пишите!

Василий Иванович поерзал на табуретке, откашлялся и стал рассказывать. И чем больше он рассказывал, тем горше становилось на душе у старшего следователя.

— Вы вот, Леонид Тимофеевич, наверняка про меня думаете — подлец, мол, Боровец, набивал карманы народными деньгами, — а ведь не малая часть этих рублей не в мой карман попадала. — Боровец остановился и уставился в пол, будто припоминая что-то. — Меня в начальники управления Степан Григорьевич Филиппов выдвинул, — продолжил он свою исповедь. — Чем-то я ему приглянулся. Сперва исполняющим обязанности поставил, а потом и окончательно утвердил. И хоть я на эту должность не напрашивался, но — не маленький — понимал — долг платежом красен. И все ждал, когда Степан Григорьевич мне об этом напомнит. Москва, как говорится, одним спасибом сыта не бывает, — Василий Иванович нехорошо осклабился.

— Ну жду себе, работаю по мере сил, стараюсь. Полгода уже проработал — все тихо. А в конце года приезжаю в союзный трест кабель доставать. Сами понимаете, без кабеля никакой речи о плане и его выполнении и быть не может. Захожу к Степану Григорьевичу в кабинет — объясняю, зачем приехал. — Боровец крепко сплел пальцы обеих рук, хрустнул суставами. — Выслушал он меня, серьезно так, вдумчиво. Блокнот свой полистал, записи какие-то просмотрел. Потом поднимает голову и говорит: «Трудно сейчас, Василий Иванович, с кабелем, очень трудно. Твое управление в тресте не одно и всем кабель нужен...»

«Что же, говорю, мне делать? План-то огнем горит?!» — Призадумался вроде Филиппов. «Есть, отвечает, выход. Только деньги нужны, чтобы в министерстве кое-что сверх лимита выбить».

Пантюхов заметил, как при последних словах сузились и без того небольшие глазки Боровца.

— Я все карманы вывернул, — продолжал Василий Иванович, — пятьсот насчитал: Филиппов сказал, полкуска хватит. Сложил я их в конвертик и положил в верхний ящик стола, за которым сидел Степан Григорьевич. Я положил, а товарищ Филиппов ящик сразу задвинул.

Кабель, действительно, дали. Ну и я себя уже перед управляющим должником не чувствовал. Считал — квиты. Ан — нет, оказалось! То были только цветочки.

Немного погодя день рождения у Филиппова подходит. Намекает он мне заранее. Выходит, хочешь — не хочешь — дари. А что сделаешь?! — Василий Иванович резким движением расцепил кисти рук, — он надо мной, а не я над ним.

Дальше — больше. Приезжает Филиппов как-то по осени на карадагский участок с ревизией. Меня в свою «Волгу» пригласил. Вместе по трассе едем. А после проверки управляющий мне прямо здесь же, у машины, жаловаться начинает: дескать, еще через Тбилиси ехать надо. Его, мол, родной город, а денег, как назло, мало в дорогу захватил. Пришлось мне у других прорабов с подотчета восемьсот рублей наличными снять и сопровождать шефа до столицы Грузии.

Прибыли в Тбилиси. Посидели в ресторане «Иверия». Чистота, красота, воздух целебный. Цинандали под шашлычок. Ну я, как водится, и за обед заплатил, и карбованцы в пакетике Филиппову в боковой кармашек костюмный самолично опустил. Не верите, поди? — Боровец испытывающе взглянул на капитана. — Управляющий союзным трестом, коммунист с тридцатилетним стажем.

— Продолжайте, — перебил его Пантюхов. Капитана тревожила лишь одна мысль: только бы у Боровца хватило пороху досказать все до конца, только бы не остановился на полпути, испугавшись собственной откровенности!

— Ну верить или не верить — дело ваше. Сами добивались, — хмуро обронил Боровец. — Теперь уж не морщитесь — ешьте, что подают. Вы про плиту газовую меня спрашивали, про краску. Ему, ему все пошло — Филиппову на дачу. За краску, за те сто одиннадцать килограммов, я еще и выговор от управляющего получил. Нахлобучку. Отчекрыжил по служебному телефону — будь здоров! Цвет не тот, качество не устраивает. Можно подумать, что он деньги за нее заплатил! — Василий Иванович нервно хохотнул. — В общем — потянула с меня его дачка. Вам, Леонид Тимофеевич, кажется, что я на рацпредложениях липовых здорово нажился. Но... во-первых, не такие уж они липовые, как экспертная комиссия утверждает. Был от них толк. А во-вторых, знаете, сколько с меня запросил Филиппов на строительство своей загородной хижины — семь тысяч рублей! Это не считая остального, на другие нужды затребованного.

Так и сказал: «Строиться собираюсь, Василий Иванович. Чудный участок достался — на территории дач Совета министров. Река, роща, воздух, как из кислородной подушки. Надо каким-то образом изыскать для этого дела тысчонок семь. С оклада, сам понимаешь, сэкономить тяжеловато».

Пантюхов не пропускал ни единого слова.

— Семь ты-сяч, — повторил Боровец. — Это ведь не семьдесят