Приговор окончательный! - Сергей Григорьевич Алтухов

— Что, и в тюрьме покоя не дает?! — желчно вымолвил Зауэр. — По этапу за ним пойдешь?

— И пойду, — взвизгнула Морозова.

— Ну и ну, — встал с дивана Зауэр. — За какие же достоинства такое самопожертвование? За то, что от трех сыновей за любовницами ударяет. — Арнольд Федорович попытался сжать кулаки. — Или, может, красив, как Аполлон. Да нет же, — Зауэр разжал плохо слушающиеся пальцы. — Эффектными подарочками да затертыми рублями обходился. За них, похоже, и сидит до сих пор, жирный боров.

— Не смей! — взорвалась Морозова. — Не смей так о человеке, чьего мизинца не стоишь! — она откинула волосы и гордо распрямила плечи. — Моралист зачуханный! Ты-то что можешь дать женщине, кроме проповедей? У тебя в кармане вечно вошь на аркане — и та бы сбежала, да привязана.

— Я получаю двести тридцать, — изумленно ответил Зауэр, — как же можно.

— Вот именно — как же можно на них жить? — не дала ему докончить Светлана Андреевна. — Ты знаешь, сколько стоит приличный браслет из вот такусеньких бриллиантов? А шуба даже из самого плохонького натурального меха? Я, конечно, не про цигейку говорю.

Ты думаешь красивой женщине ничего этого не нужно — проходит и в заменителях. Машина в гараже под окном, дача в сосновом лесу — все это, по-вашему, роскошь, проклятые пережитки капитализма?! Ошибаешься, Арнольд Федорович. — Морозова шагнула к нему, кричала, будто плевала в лицо. — Спокон веку мужчина считался добытчиком, если он, конечно, настоящий мужчина. И тащил так, что дом от припасов ломился. — Морозова уперлась руками в бока. — Вот тогда и любили его, и ноги ему мыли. А вы — с вашим грошовым равноправием — сами себя в рогоносцев превратили. Женщина должна обожать, боготворить избранника! — зеленый огонь полыхал в глазах Светланы Андреевны. — Но боготворить можно за что-то. А не за равную зарплату, на которую ровно ничего не купишь.

Она видела, как бледнеет от ее слов Зауэр, но не собиралась останавливаться. Хоть раз в жизни скажет этому, отнюдь не лучшему представителю рода мужского, все, что о них думает.

— Ты спрашиваешь, чем околдовал Боровец, — наступала она на отходящего к противоположной стене мужа. — Да, он не Аполлон. Но он способен заменить десяток атлетов! Его мощь не в мускулах. Она во власти. Во власти над такими правдолюбцами, как ты!

Арнольд Федорович, словно защищаясь, вскинул руку.

— Нет уж, позволь — выслушай до конца! Я говорю не только о служебном положении. В принципе, между его и твоим креслом небольшая разница. Только Боровец и на твоем месте дал бы тебе сто очков форы. Потому что умение жить у него в крови. Жить! — Светлана Андреевна гневно притопнула ногой. — Жить, а не прозябать. И таких, как он, будут любить и при трех и при пятерых детях! В тюрьме ли, на свободе — все равно. А вам, — она с презрением оглядела мужа с головы до ног, — по-настоящему не отдастся ни одна женщина. Даже в супружеской постели! Что вы ей можете предложить: хлебные котлеты в общепитовской столовой, профсоюзную путевку раз в год в санаторий?

— Опомнись, Света, — почти шепотом прошептал Арнольд Федорович. Крупные капли пота выступили на его испещренном морщинами лбу. — Кого ты ставишь в пример — человека, уличенного следственными органами. Ему же придется отвечать в конце концов...

— Отвечать... — брезгливо хмыкнула Морозова. — Отвечать, Арнольд Федорович, скорее всего, придется тебе. В ОБХСС, знаешь ли, сидят не романтики. Там сроду никто не поверит, что нарушения финансовой дисциплины в управлении допускались без ведома главбуха. Гораздо скорее предположат другое — личную заинтересованность в этом деле товарища Зауэра!

Арнольд Федорович прислонился спиной к стене.

— Как ты можешь, Света? — ему вдруг стало невыносимо тошно. — Ведь ты же знаешь, что я в жизни государственной копейки не возьму, что я...

— Да я знаю, — как ледяным душем окатила его жена. — Только... — она чуть помедлила, — вряд ли этим стоит особенно гордиться. Кто же поверит, что ты здесь ни при чем, — она протянула к нему свои холеные, украшенные двумя дорогими перстнями пальцы. — И ты уж извини, Арнольд Федорович, — в ее голосе послышалось неприкрытое отвращение, — я не буду слишком жалеть, если тебя посадят.

Зауэр, сильно побледнев, молчал.

— Надо же вас как-то учить! Все закономерно: ты из племени барашков, а их, как известно, режут.

Она вышла в другую комнату.

А ночью Зауэр повесился. И сейчас, стоя на краю покрытого белым снежным ковром кладбища, Светлана Андреевна последний раз посмотрела на маленький обелиск. Фотография слегка покосилась, левый уголок надорвался. Тяжелое чувство необратимости происшедшего шевельнулось в ее душе. Ей было жаль Зауэра, и она вполне искренне проливала на похоронах слезы. Но нет, нет да и закрадывалась в голову мыслишка: а может, все к лучшему — падет на покойного часть вины Боровца. Живой Арнольд Федорович бойцом не был, а мертвый поможет бойцу.

Глава 26

Приехавший в Новосибирск Филиппов об этих событиях толком не знал. Доходили лишь неясные слухи. Но царившая в спецмонтажном управлении после похорон Зауэра атмосфера всеобщей отрешенности неприятно поразила его. Такое начало не сулило ничего хорошего. Только к вечеру первого дня пребывания в Новосибирске Степан Григорьевич позвонил Пантюхову и буквально назначил встречу на завтра в полдень — раньше он не может, чрезвычайно занят.

Леонид Тимофеевич тщательно готовился к предстоящему разговору. Помимо него в кабинете сидели его помощники — старший лейтенант Ветров и капитан Курганов.

Косые лучи зимнего солнца заливали комнату холодным светом, резко подчеркивая нездоровую желтизну на лицах сидящих возле большого письменного стола людей — последнее время редко кому из них удавалось выспаться по-настоящему. Столичного гостя ждали с нетерпением.

Наконец открылась дверь и в кабинет вошел высокий крупного телосложения человек с массивной, гордо посаженной головой. Одет вошедший был в добротное коричневое пальто с дорогим меховым воротником, в левой руке держал теплые кожаные перчатки, а в правой — увесистый с двумя замками портфель.

— Приветствую уважаемых сибиряков! — отряхивая перчатками тающие снежинки и осматриваясь — куда бы поставить портфель, — по-хозяйски заговорил мужчина. — Прибыл по вашему приглашению.

Филиппов сам пододвинул к столу свободный стул и, не дожидаясь приглашения,